– А что, идет дождь? – Он выглянул в окно. – Да, действительно…
Интересно, он с утра тут дрыхнет? Или со вчерашнего вечера?
– Так что скажете?
– Где дождь? – ответил он. – Я не вижу дождя. Это так… капельки.
Я возликовала в душе.
– Мы можем лететь прямо сейчас?
– Прямо сейчас и полетим… Он резко поднялся. Его качнуло, и Немец едва не упал.
– Бешеный немец! – закричал кто-то. – Шел бы ты спать!
– У меня работа! – важно откликнулся мой пилот.
Его называют Бешеный немец? Впрочем, не важно. Главное, он согласился лететь на Крит.
Ангар Немца был самым последним. Я тащилась по грязи с сумками в третий раз за последние полтора часа. Снова вымокла насквозь. Немец иногда оглядывался, проверяя, не потерялась ли я. Смотрел на мою грудь, шагал дальше.
Огромные ворота ангара заклинило, пришлось толкать их. При этом мой пилот пару раз извалялся в грязи – ноги совсем его не держали. Как же он полетит?
Ворота открылись с мерзким скрежетом. Немец щелкнул выключателем, в ангаре вспыхнул свет. Под высоким проржавевшим сводом среди бочек и коробок стоял маленький одномоторный самолет.
Слышала, что самые распространенные аппараты такого класса – «Сессна». В России используют «кукурузники». А у этого… как бы его назвать получше… У этого
Самолет напоминал желтую стрекозу, у которой парализовало крылья. К носу какой-то шутник приделал пропеллер. При всем желании и богатой фантазии я никак не могла представить самолет в полете. Только стремительно падающим вниз.
– И он летает? – осторожно спросила я.
– Как сокол!
По мокрой полосе «сокол» со стрекозиными крыльями разгонялся долго и почему-то взлетать не хотел. Дождь хлестал, словно его чем-то обидели: ожесточенно и яростно. Я то и дело поглядывала на часы.
– Фу-ты! – пробормотал Немец. – Мы со взлетной съехали в грязь. Все понятно! Сейчас взлетим…
Мы съехали! Не он, а мы! Вот чучело…
Наконец самолет разогнался, пилот потянул штурвал на себя, я почувствовала комок в желудке и… мы оказались в воздухе!
– Ну как? – поинтересовался Немец.
– Замечательно! – с сомнением ответила я.
Постоянные гул и вибрация досаждали. Такое впечатление, будто работающий мотор засунули в железную бочку, а меня посадили на нее. Неужели между двигателем и салоном не проложен шумоизолятор?
Я в моторах не сильна, можно даже сказать – вообще не разбираюсь. Но мне показалось, что наш гудел с каким-то надрывом.
Дождь бил по крыльям и фюзеляжу, пускал серебристые стрелы в лобовое стекло. Каждый взмах скрипящего стеклоочистителя казался последним.
Я посмотрела вниз. Не видно ни зги. Ни контуров гор, ни огней. Где мы сейчас летим – одному Зевсу известно!
Тонкая дверца с моей стороны не закрывалась до конца. Из страха, что она распахнется, приходилось держать ее за ручку. Бушующий ветер завывал за дюралевым листом и рвал дверцу из моих рук.
– Зачем тебе на Крит? – поинтересовался Немец и, не дождавшись ответа, продолжил: – Тухлый островок! И критяне, скорее всего, произошли от кретинов.
– Отдыхать еду, – ответила я.
– Что, курортов в Греции мало? На материке намного приятнее и цивилизованнее. А на Крите тебя облапошат, обдерут как липку, обсчитают, да еще… шмырк!
– Что – шмырк?
– Изнасиловать могут. Это у них случается.
Я старалась не поддерживать разговор с Бешеным Немцем. Пусть говорит. Лишь бы до острова долететь. Крит – это европейский курорт! Если бы власти не следили за порядком, все туристы укатили бы в Италию или Турцию!
– У них за сезон случается по нескольку изнасилований, – не унимался пилот. – И с аттракционами ихними лучше не связываться. За безопасность никто не отвечает. Если долбанет о скалу, когда полетишь на парашюте, привязанная к катеру, то все потом будут говорить, что сама виновата.
Я молчала. Меня подмывало ответить пилоту, но я сдерживалась, сосредоточившись на открывающейся дверце.
– А древности! Какие там древности? Сплошная фальсификация! Вот в Афинах – там настоящие древности. А на Крите…
Кто вытерпит такое…
