звуки музыки Государь отбыл с «Петра Великого» и проследовал на прочие корабли.
На другой день золотые аксельбанты украсили правое плечо и белый китель капитана 1-го ранга Кедрова и на его золотые погоны легли серебряные вензеля Государя Императора. Офицеры и команда с любовью и гордостью смотрели на своего, достойно отличенного, командира и, с еще большим рвением, принялись за свое славное артиллерийское дело.
Новою грозною тучею, полною крови, мук и страданий, налетела на Родину грозная война с Германией, и застала она Кедрова флаг-капитаном бригады линейных кораблей. И вскоре тут Судьба оторвала его от милой Родины и услала его под туманное небо Английского Королевства на суда Большого Флота представителем флота родного. И там под чужим небом на чужих судах Флигель-Адъютант Кедров отдавал свои силы и знания на служение своей Родине и на борьбу с общим для всех союзников грозным врагом. Быстро пронесся этот тяжкий год. И снова он вызван домой к себе на родные корабли.
Теперь он командир линейного корабля «Гангут». И снова мелькнул год, еще тяжелее прошлого. Флигель-Адъютан Кедров Начальник 1-й минной дивизии Балтийского моря и Командующий морскими силами в Рижском заливе. Это почетное место перешло к нему после ухода Адмирала Колчака в Черное море. Один достойный заменил другого.
И еще пройдена выше ступень:
Уже он не капитан 1-го ранга; а Свиты Его Величества Контр-Адмирал.
За успешную постановку минного заграждения под Либавою награжден, постановлением Георгиевской Думы, Георгиевским оружием. Самая высокая честь для храброго воина.
Измученной и истерзанной жестокой войной, страдающей Матери-Родине, привили враги ее внутренние «красную прививку» – болезнь худшую всякой войны и всякого человеческого страдания. И заболели ею все слои Государства Российского и грянула тогда «великая бескровная русская революция».
И началось тогда: «своя своих не познаша».
И кровью тогда, уже не вражеской, а братской залилась и захлебнулась Русская Земля. Эти мрачные, черные дни революции, отречения Государя Императора и начала братоубийственной брани застали Адмирала Кедрова в Финляндии, в Гельсингфорсе на его флагманском миноносце. Любимый и уважаемый своими командами, он был верно и крепко охраняем и спасен матросами в ту безумную ночь избиения славы и крепости Родины – ни в чем неповинных ее офицеров.
Завладевшее троном Государства Российского, самовольно пришедшее на смену великим Императорам Русским, временное правительство, не имея в своей среде сильных и верных опытных правителей и преследуя людей Царства во имя республики, принуждено было взывать к помощи людей, создававших величие, красоту и силу Государства Российского для того, чтобы не все разом рухнуло, а хоть что-нибудь удержать в порядке и в силе, и вот призвало оно Адмирала Кедрова на должность Помощника Морского Министра, a затем и Начальника Морского Генерального Штаба.
В этих должностях Адмирал оставался лишь 2 месяца и, когда на пост Морского Министра вступил столь опытный «Морской волк», как адвокат Керенский, Адмиралу Кедрову было предложено Адмиралом Колчаком отправиться к нему в Черное море для командования бригадой дредноутов.
Но Адмирал Колчак вскоре и сам отбыл из Черного моря; а Адмирал Кедров уехал за границу для объединения военно-морских агентов Лондона и Парижа.
Там за границей он получил предложение Адмирала Колчака организовать заграничный транспорт по снабжению белых армий.
На культурном Западе Европы в тиши нормальной, человеческой жизни начал жить Адмирал Кедров, желая и здесь за рубежом приносить посильную помощь заболевшей «красной прививкой», бедной, терзаемой Родине; но она не хотела оставлять его в покое. И, протягивая к сыну с далекого зараженного востока свои бледные, исхудалые (в дни Царства столь прекрасный и сильные) руки, голодным ртом кричала и звала: – «Михаил! сын мой родимый, столько раз храбро и доблестно защищавший честь и жизнь мою, вернись и помоги Матери, освободи от хищных рук, разрывающих тело мое на части; вернись, Кедров!».
И Адмирал Кедров вернулся.
Его вызвал из Севастополя Правитель Юга России Генерал Врангель для командования последним белым Русским флотом и руководства Морским ведомством последнего Русского правительства.
Приехав из Лондона в штатском, стоял он теперь на верхней ступени белой Графской пристани и, глядя на проплывавшие мимо разодранный бурей облака, мучительно думал вступить ли ему еще на эту высшую, но тяжкую ступень – Командующего Черноморским флотом. Тем флотом, за кормой которого гордо реял Андреевский флаг с белым конем Св. Георгия Победоносца, побеждающего красного змия.
Тем флотом, который видел на своих палубах Адмиралов: Нахимова, Корнилова, Лазарева и Истомина, Чухнина, Эбергарда и Колчака.
Это ли не искушение? Да; но то был флот здоровый, крепкий, стойкий, честный; его матросы – герои и орлы!
Он шел в наступление, не боялся смерти, разил, побеждал, спасал честь и жизнь Родины; или доблестно умирал и, уходя на дно, стрелял из последней пушки, пока морская волна не зальет на мачте родной Андреевский флаг. Что же мне остается в командование? Флот, раздетый революцией, сменивший Андреевский флаг кровавой тряпкой, флот с покойниками-офицерами и с матросами, ставшими их убийцами. Флот, которого назначение только отступать, спасая Армию. Нет! Кедров отступать не может! Много раз он бестрепетно смотрел в глаза ужасной смерти. Нет, Кедров отступать не может!
Недаром на его плече покоилось святое знамя – эмблема Родины.
Недаром на его плечах черный орел Контр-Адмиральского чина. Он добыт храбростью, страданьем, ранами и удалью морскою. Нет, Кедров отступать не может и не должен!
Да и от кого отступать? Кто враг мой? Русские матросы? – эта «краса и гордость» революции – «взбунтовавшиеся рабы», как называл их Керенский. Больной, зараженный русский народ?
Мне ли покидать Родину, которой служил я с пламенной любовью, верою, правдою, честью моряка?
Мне ли идти в изгнание?.. и кто гонит меня? – Русские матросы?!
Мне ли офицеру, Адмиралу Русского Императорского флота отступать перед русским матросом?
И вдруг мучительной мыслью прорезало мозг:
Трон пуст. Во дворце враги – узурпаторы. Бедный, бедный Государь! Мученик революции. Вспомнились большие голубые глаза и ласковая, отеческая улыбка на корабле «Петр Великий».
С тяжелой грустью обвел глазами корабли. – Крестил Вас Царь именами, даже имена переменили!..
Взглянул на небо. Вечерело. Сильный ветер гнал с севера серые и рыжие тучи на юг. А над ними выше плыли белые кучевые – точно корабли под парусами. «Тучки небесные – вечные странники», – подумалось ему: – «так и я поведу вас, корабли мои, с севера на юг в изгнание».
Солнце красным шаром спускалось над темно-синим морем. Верхние облака стали розовыми.
A нижние пурпурно-рыжими с разодранными седыми и лиловыми концами. Верхние проплывали, как белые корабли с перламутровыми парусами, a нижние складывались в уродливые головы, в дикие рожи, с косматыми гривами и тянулись длинными, тощими, хищными лапами в погоню за белой эскадрой.
– «Это мои корабли плывут наверху; а внизу – преследуют их красные чудовища. Не отступлю перед ними!»
Придя к такому решению, после долгой упорной борьбы, человек в штатском повернул свое бледное вдохновенное лицо к умолявшим его собеседникам и, взглянув им в глаза, своими потемневшими, как море, глазами громко сказал, улыбаясь:
– «Отойди от меня, Сатана!»
Солнце скрылось за горизонтом моря. Темные, лиловые тучи, точно обагренные по краям алой кровью, бешено неслись по темному небу. На белой пристани зажглись фонари и желтыми бликами легли на спины охранявших львов.
Простившись, те четверо разошлись и исчезли в темноте наступающей ночи. Ветер гудел и свистел по балкам, срывал цветы шиповника, потрясал тополя и кипарисы. К земле пригибались нежные туи. Море со смехом билось о берег, и в волнах, бегущих от крепости к Приморскому бульвару, слышались стоны, упреки
