изредка поглядывал на поплавок. Впрочем, гораздо чаще он смотрел в сторону пожилого мужчины в брезентовой куртке и широкополой шляпе, в которой кубинские крестьяне выходят на рубку сахарного тростника. Как говорили, шляпа была подарена самим Фиделем Кастро.
Мужчина повернулся к Никифорову и негромко спросил:
— Как у тебя, Виктор?
— По нулям, Николай Иванович! — без всякого сожаления отозвался Никифоров.
— И у меня! — вздохнул Николай Иванович. Он поднялся и позвал:
— Дима!
Из-за кустов появился молодой человек в джинсовой куртке. Николай Иванович сказал ему:
— Погляди за нашей снастью. Хоть и не задалась наша утренняя зорька, да всякое бывает. А мы с полковником позавтракаем!
Николай Иванович и Никифоров отошли метров за двадцать на небольшую полянку, где уже был накрыт походный столик и стояли два раскладных стула. Рыбаки приняли по маленькой, не торопясь закусили малосольными огурчиками и ветчинкой.
Николай Иванович прожевал ветчину и снова налил водки из запотевшей бутылки в маленькие стопочки. Подмигнул Никифорову и сказал:
— Как говорится, между первой и второй пуля пролететь не должна!
Они снова выпили, закусили. Николай Иванович, нанизывая на вилку аппетитный янтарный кусочек семги, произнес, не глядя на Никифорова:
— Что молчишь, Виктор? Выкладывай, что на душе залегло. Или не за тем приехал?
— За тем, Николай Иванович, за тем! — вздохнул Никифоров и начал обстоятельный рассказ про охоту на Охотника.
Николай Иванович выслушал его не перебивая и не глядя в глаза. Когда Никифоров закончил, он налил еще по одной и спросил:
— Одного не пойму. Если этот Охотник вышел из-под контроля, если слишком много знает, — почему его сразу не погасить, — тихо, интеллигентно?
И выпил. Никифоров тоже с отвращением заглотил горькую жидкость.
— В этом все дело! — проговорил он, морщась и нашаривая вилкой неподатливый склизкий масленок. — Хладов предпочитает держать меня в неведении. Но, насколько я понимаю, Охотник — это бывший кадр Хладова, который с некоторого времени повел двойную игру. Хладову необходимо было выявить его контакты. Вот почему прямое указание на ликвидацию Охотника было получено только после выхода на Котова.
— А пить ты, Виктор, так и не научился! — с улыбкой заметил Николай Иванович. — Ну кто же так водку пьет! Пить надо не морщась и сразу не закусывая! А ты одним глазом в рюмку смотришь, а другим огурец ищешь! Ну да ладно, водку пить — дело нехитрое! А вот ваш Котов… Ты ведь сам сказал, что и Охотник не горит желанием с Котовым увидеться. Что-то не связывается, вот в чем дело!
— Я и надеялся, Николай Иванович, что вы поможете концы связать! — ответил Никифоров.
— Не темни, Виктор! — прищурился Николай Иванович. — Ты ведь не советоваться пришел, а прикрыться решил! Дело-то паленым запахло! РУОП на плечах повис, Хладов свою игру играет, Котов этот тоже партию выстраивает! А ты вроде болвана в польском преферансе! И боишься ты крайним оказаться, когда кто-нибудь всю эту механику наружу вытащит! И правильно боишься! Сам посуди: ни Хладова, ни Котова, ни даже этого вашего Охотника просчитать не можешь! Где твоя хватка, Виктор? На звездочки ты ее обменял, что ли?
— Вот и хочу я узнать у вас, Николай Иванович, кто такой Хладов и кто за ним стоит! — ответил Никифоров. — Сколько его знаю, а все он для меня — человек-загадка!
Николай Иванович усмехнулся. Он достал из кармана белоснежный носовой платок и задумчиво стал им полировать золотую печатку на безымянном пальце левой руки. Никифоров помнил эту печатку столько, сколько знал Николая Ивановича. Когда тот в свое время ходил на доклад к высокому начальству, славившемуся аскетическими нравами, то предварительно поворачивал печатку так, чтобы она выглядела как обручальное кольцо.
Николай Иванович спрятал платок и сказал:
— Загадка, говоришь? Ну, Котова этого я не знаю. Из молодых, из ранних. Может, кто его из больших людей вверх толкает, а он с ним за это расплачивается. А может, он из тех, кто честь офицерскую на доллары бандитские променял и работает на кого-нибудь из отечественных ОПГ, — тут не могу сказать! А вот Хладов…
Николай Иванович закурил тонкую длинную сигаретину „Dunhill“ и продолжил:
— Хладова я помню по концу семидесятых, когда он еще в майорах ходил. Знаешь, всегда в конторе были такие люди, которые отчитываться ходили непосредственно в ЦК. Не в силу своего положения, а в силу задач особого рода, которые они решали согласно указаниям, полученным, опять-таки, в ЦК. Они стояли выше обычных интриг и бюрократических перемещений. Вот одним из таких „неприкасаемых“ и был Хладов. Хладов выполнял какие-то задания за границей, но не по линии ПГУ. Потом, в восьмидесятых, уже в Афганистане, я непосредственно столкнулся с Хладовым и познакомился с ним поближе. Там я и узнал, что Хладов руководит специальным подразделением „Охотник“, выполнявшим задания особого рода. В Афганистане его люди в основном занимались отстрелом полевых командиров у „духов“, ликвидацией караванов и небольших боевых групп. Хладов имел своих собственных осведомителей в среде афганских моджахедов. Впрочем, тогда все подразделения спецназа так работали: свою агентуру имели и наши „каскадовцы“, и „зенитовцы“, и ГРУ. Кроме того, люди Хладова участвовали и совместных с армией больших операциях. А что за задания он выполнял…
Николай Иванович вдруг рассмеялся и пояснил:
— Помню, однажды Хладов отправлял транспортным самолетом груз из Баграма. В числе прочего — два новеньких американских джипа, на которых „духи“ перевозили свои грузы по пустыне. Машины были точно с конвейера — ни царапинки. Надо полагать, специально Хладов отправил снайперов на перехват каравана, дабы порадовать московских начальников иномаркой! Это сейчас на этих иномарках торгаши да бандюги разъезжают, а тогда новая иномарка была символом! Символом причастности к эшелонам власти! Да, времена… Ну так вот. И были там еще какие-то коробки, а что в них — один Хладов знал. Может, радиоэлектроника заграничная, а может, и что посерьезнее — валюта, золото, наркотики. Улавливаешь?
Никифоров задумчиво потер лоб и сказал:
— Официальная сфера профессиональных интересов Котова — координация усилий спецслужб по пресечению контрабанды наркотиков. Возможно, Котов разрабатывает связи Хладова с наркобизнесом. Ведь не исключено, что Хладов в Афганистане мог завязать такие связи? А Охотник как раз в то время служил в Афганистане под командованием Хладова. Тогда ясна противоречивая позиция Хладова по отношению к Охотнику. Для него Охотник — просто приманка. Он ждал, кто заинтересуется Охотником. Заинтересовался Котов. И Хладов тут же дает указание о ликвидации Охотника, а сам переключается на Котова. Нет?
— Есть тут некоторая натяжка, Виктор, — задумчиво ответил Николай Иванович. — И ты это сам чувствуешь! Просчитать Хладова трудно, поскольку он привык к инициативе, всю жизнь играет сольные партии. Вот только от каждого его пальца тянется нить, уходящая вверх, в темноту. Все его сольные партии написаны не им. Хладов — просто музыкант. А где сидят композиторы? Ты к ним вхож?
— Вы к ним вхожи, Николай Иванович! — заметил Никифоров.
Николай Иванович рассмеялся и похлопал Никифорова по плечу.
— Эх, Виктор, дорогой мой! В мире политических симфоний авторство не только не афишируется, но и тщательно скрывается! Тут на обложках сочинений всегда ставят имя какого-нибудь господина Козла Отпущения! Вот только гонорары авторы предпочитают получать сами. А думаешь, так легко узнать, кто рассчитывает получить жирный куш от всей этой возни в треугольнике Хладов — Котов — Охотник? Тем более, что вы тут столько осиных гнезд разворошили! РУОП уже вовсю пашет, того гляди, Генеральная прокуратура подключится!
Николай Иванович налил еще по стопке и сказал:
— Но ты не переживай! Что там в действительности у Котова и Хладова с этим Охотником произошло,
