о наших преемниках. Об утренней аудиенции Шувалов рассказал, что около часа ночи его разбудил армейский жандарм, который передал краткое распоряжение флигель- адъютанта с предложением явиться к 8¾ часам утра. Он очень взволновался, предположив, что случилось что-либо с царем. Во время аудиенции император беседовал с ним о политике, был любезен и заявил, что хочет продолжать прежнюю политику; он, Шувалов, сообщил об этом в Петербург.
На вопрос Каприви о подходящем преемнике мой сын указал на посланника в Брюсселе фон Альвенслебена. Каприви изъявил согласие и высказал сомнения, может ли не пруссак быть во главе ведомства иностранных дел; его величество называл ему Маршалля. Между тем 24-го император, встретившись с моим сыном на завтраке у драгунов, заявил, что и для него Альвенслебен весьма приемлем.
26-го утром мой сын ознакомил Каприви с секретными делами: Каприви нашел порядки слишком сложными; ему придется их упростить. Он упомянул, что утром у него был Альвенслебен, но чем больше он его уговаривал, тем упорнее тот отказывался. Мой сын условился, что днем сделает еще одну попытку договориться с Альвенслебеном и сообщит Каприви о результатах. В тот же день мой сын получил отставку, причем намеченная императором беседа с ним так и не состоялась.
Днем мой сын, в соответствии с обещанием, пытался при содействии бывшего в отпуску посла фон Швейница побудить фон Альвенслебена стать его преемником, но безуспешно. Альвенслебен заявил, что лучше откажется от всякой карьеры, чем станет статс-секретарем, но обещал не принимать окончательного решения, прежде чем не переговорит с императором.
27-го утром император посетил моего сына и, неоднократно обнимая его, выражал надежду, что скоро увидит его выздоровевшим и снова на службе, и спросил, что с Альвенслебеном. Когда мой сын доложил [о переговорах], император выразил удивление, что Альвенслебен еще не явился, и немедленно распорядился вызвать его к 12½ часам во дворец.
Мой сын направился к Каприви, сообщил ему о позиции Альвенслебена и о приглашении последнего к его величеству и изложил доводы, при помощи которых он пытался воздействовать на Альвенслебена. На это Каприви высказался примерно следующим образом:
Все это теперь уже поздно. Вчера он доложил его величеству об отказе Альвенслебена и после этого получил полномочия обратиться к Маршаллю. Последний тотчас же изъявил свою готовность, добавив, что у него уже имеется согласие великого герцога о переходе на имперскую службу; таким образом, официальный запрос в Карлсруэ является лишь формальностью. Если Альвенслебен теперь все же согласится, то ему, Каприви, не останется ничего другого, как просить об отставке. В 12¾ часа назначен его доклад, и он напомнит его величеству о вчерашнем поручении относительно Маршалля.
Альвенслебен, который был принят во дворце непосредственно перед Каприви, не поддался уговорам и императора; когда последний сообщил об этом Каприви с выражением своего сожаления, тот возразил, что это очень удачно и спасает его от неловкого положения, так как он уже договорился с Маршаллем. Император кратко заявил: «Ну, хорошо, пусть будет Маршалль». Таким образом, Каприви не выждал результата переговоров моего сына с Альвенслебеном, а заранее привлек баденского посланника.
Великий герцог Баденский, который из высказываний моего сына против господина фон Маршалля установил, что мне стало известным его решающее воздействие на императора, нанес мне 24 [марта] визит и покинул меня в немилостивом настроении. Я сказал ему, что он вторгся в компетенцию имперского канцлера и сделал для меня невозможным пребывание на службе у его величества.
26 марта я прощался с императором. Его величество сказал, что только «забота о моем здоровье» побудила его дать мне отставку. Я ответил, что за последние годы мое здоровье редко было таким хорошим, как прошедшей зимой. В опубликовании моего прошения об отставке было отказано[111]. Одновременно с поступлением моего прошения Каприви уже занял часть служебной квартиры канцлера. Я видел, что послы, министры и дипломаты должны были ожидать на лестнице; это вынудило меня крайне ускорить упаковку вещей и отъезд. 29 марта я покинул Берлин, побуждаемый к этому тем, что был вынужден крайне спешно освободить свою квартиру. На вокзале мне, по распоряжению императора, были оказаны воинские почести, которые я с полным правом мог назвать погребением по первому разряду.
Перед этим я получил от его величества императора Франца- Иосифа следующее письмо:
«Вена 22 марта 1890 г.
Дорогой князь.
Известие, привлекающее все мое внимание, что вы считаете своевременным удалиться от напряженных трудов и забот вашей службы, получило ныне официальное подтверждение. Как ни горячо я желаю и надеюсь, что отдых, который вы получите после стольких лет непрерывной успешной и славной государственной деятельности, принесет пользу вашему пошатнувшемуся здоровью, я не могу, тем не менее, не выразить своего искреннего сожаления по поводу вашего ухода от дел, в особенности от руководства внешней политикой столь близкой нам Германской империи. Я всегда буду испытывать чувство глубокой признательности к вам за то, что вы понимали отношения Германии к Австро-Венгрии в духе лояльной дружбы и своим последовательным и преданным сотрудничеством с людьми, облеченными моим доверием, создали несокрушимые в настоящее время союзные отношения, отвечающие интересам обеих империй, так же как и моим желаниям и желаниям вашего государя и императора. Я рад, что оказывал вам поддержку и неограниченное доверие при этих ваших стремлениях, столь важных для судеб нашей части света. С благодарностью ценю я также то, что при всех обстоятельствах в свою очередь мог рассчитывать с вашей стороны на полную доверия откровенность и надежное содействие. Да будет вашим уделом еще многие годы с удовлетворением взирать, как созданный вашими усилиями германо-австрийский дружественный союз в тяжелые времена, в которые мы живем, окажется надежным оплотом не только для союзников, но и для мира в Европе. Примите, дорогой князь, уверение, что мои самые сердечные пожелания неизменно сопутствуют вам, что я вспоминаю вас с чувством искреннего уважения и дружбы, и я буду искренне радоваться каждый раз, когда вам будет предоставляться возможность снова дать доказательство вашего беззаветного патриотизма и вашего испытанного мудрого опыта.
Франц-Иосиф».
На рождество 1890 г. император Вильгельм прислал мне коллекцию фотографий дворцовых покоев Вильгельма I. Я поблагодарил его следующим письмом:
«Фридрихсруэ, 25 декабря 1890 г.
Пресветлейший император
Всемилостивейший король и государь.
Позволяю себе повергнуть к стопам вашего величества свою почтительную благодарность за присланный мне по высочайшему повелению рождественский подарок, с совершенной точностью воспроизводящий в моей памяти места, с которыми связаны для меня главным образом воспоминания о моем почившем государе, свыше полувека оказывавшем мне свое благоволение и сохранившем его до конца своих дней.
К моей всеподданнейшей благодарности за это напоминание о прошлом присоединяю свои почтительные поздравления с наступающим новым годом.
С глубочайшим почтением до гроба всеподданнейший слуга вашего величества
фон Бисмарк».
