Ни у кого не было более вежливых манер, чем у Захарова, более мягкого и вкрадчивого голоса; но Ланни показалось, что в отношениях между ним и Робби произошла чуть заметная перемена: его отец теперь был подчиненным, Захаров — хозяином. Может быть, это показалось ему потому, что Ланни так живо помнил случай, когда левантийский торговец предложил от имени фирмы Виккерс скупить акции компании Бэдд, а Робби сладким голосом ответил, что компания Бэдд как раз подумывает о том, чтобы скупить акции Виккерса. Много прошло времени, и прав оказался Захаров: гордая мечта Робби о величайших в мире военных заводах на берегу реки Ньюкасл, казалось, навсегда увяла. Бэдды вынуждены были в значительной степени сдать позиции, а Виккерс — да, Виккерсу тоже пришлось туго, так сказал Робби, и старик это подтвердил, но Англия и Франция намерены сохранить свою военную промышленность — и в обеих странах всем этим по прежнему будет заправлять тучный грек с крючковатым носом, с белой эспаньолкой, которая тряслась, когда он говорил, и синими, как сталь, глазами, которые никогда не улыбались, даже когда губы складывались в улыбку.
Ланни нечего было делать — только слушать, в то время как отец доставал документы и объяснял. Если Ланни когда-нибудь придется бурить скважины на нефтяных полях, он будет знать, чего это стоит. Он будет также знать, что арабские шейхи, такие романтичные на киноэкранах, оборачиваются хищными грабителями и поджигателями, когда дело касается нефтяных компаний. Захаров знал, что он разговаривает с опытным дельцом, и свои предписания облекал в форму советов. Он говорил о своем недоверии ко всем мусульманским народам, совершенно лишенным коммерческой порядочности и уважения к инвестированному капиталу. С той откровенностью, которая всегда удивляла сына Робби Бэдда, говорил он о подготовке переворота в Константинополе — городе, в котором он, Захаров, начинал свою карьеру. Он защищал право греческого народа вернуть себе землю, когда-то отнятую у него турками. Надо, сказал он, чтобы союзники раз навсегда выгнали турок из Европы. Ланни еще раз заглянул за кулисы мирового кукольного театра и увидел, откуда идут ниточки и кто их дергает.
Он увидел, что эти ниточки дотягиваются даже до той отдаленной «страны свободы», которая, как ему внушали, была его родиной. Оружейный король хотел знать о том, чего можно ожидать на выборах президента в Соединенных Штатах; он знал имена кандидатов и внимательно слушал, когда Робби описывал их характеры и связи. Услышав, что Бэдды рассчитывают оказать влияние на выборы и добиться избрания надежного человека, он заметил: — Вам могут понадобиться средства. Обратитесь ко мне, я вложу свою долю. — Робби не ожидал такого оборота и сказал об этом Захарову, на что хозяин Европы ответил — Раз я вкладываю деньги в американскую компанию, значит, я становлюсь американцем, разве не так? — Это замечание Ланни запомнил на всю жизнь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Причуды сердца
Робби отплыл на родину через Марсель, и Ланни отвез его на машине к пароходу. Это дало им возможность еще раз поговорить по душе. Робби хотел знать, как его сын относится к проблеме, которая мучит многих мужчин: как он думает наладить свою личную жизнь? Робби обсуждал этот вопрос с матерью Ланни. Для Бьюти общество теперь представлялось ареной сплошного заговора матерей и дочерей с целью поймать в сети ее сокровище, этого слишком завидного жениха. Куда бы он ни являлся, его подстерегали жеманные девицы, которые тотчас принимались обстреливать его улыбками, в то время как крючконосые мамаши с ястребиным взглядом заходили с флангов. Бьюти отлично знала всю эту тактику, она не раз была свидетельницей того, как они злоумышляли против других жертв. Молодых девушек специально тренировали перед тем, как вывести на эту ярмарку невест, они наряжались для этой цели, учились ходить и разговаривать, танцевать и флиртовать. Перед столь высоким искусством несчастный мужчина становился беспомощным, как мотылек, попавший в огонь.
— Не легко тебе будет найти женщину, которая угодила бы на вкус Бьюти, — сказал Робби улыбаясь. — А все-таки непременно советуйся с ней, ведь это по ее ведомству.
На этом разговор прервался. Ланни проводил отца на пароход, дал письма для многочисленных Бэддов, крепко обнял его. Долго стоял он на набережной, следя за тем, как пароход на буксире выводят из гавани. Он махал рукой удалявшейся фигуре и думал: что за чудесный мир, что за благословенная пора, когда можно видеть, как твой отец отъезжает на палубе комфортабельного плавучего отеля, и знать, что ни в Средиземном море, ни в открытом океане нет подводных лодок, которые ждут случая послать его на дно!
Большая белая яхта тихо вошла в гавань. Флаг показывал, что владелец на борту, а спустя некоторое время стал показывать, что владельца там уже нет. Звали владельца Иеремия Уэгстаф, и был он филадельфийский банкир. Богатство досталось ему по наследству, уже три поколения владели им, а в Америке этого срока достаточно, чтобы гордыня человеческая воздвиглась, подобно башне. Башней мистера Уэгстафа была его жена. Она командовала всеми, как фельдфебель на плацу, и на человеческий род взирала сквозь лорнетку.
Они только что закончили «прогулку» по Средиземному морю, вместе с ними путешествовала племянница, мисс Нелли Уэгстаф. Она была на год старше Ланни — обстоятельство, не очень приятное, но оно искупалось тем, что Нелли Уэгстаф была сирота и обладала собственным большим капиталом. У нее были бледно-голубые глаза и красивая белая кожа, спокойная манера держаться и кроткий характер — черта, которую должен был оценить общительный и доверчивый юноша. Она не кичилась своими деньгами, как ее тетка. Эмили Чэттерсворт позвонила в Бьенвеню и сообщила Бьюти, что ее старые друзья будут в «Семи дубах» к завтраку; пусть Ланни приедет один, так как романы пышнее расцветают в отсутствии матерей. Ланни догадался, в чем дело — это случалось уже не впервые.
Мистер Уэгстаф был низенький круглый джентльмен, в белом спортивном костюме, с белыми усами на огненно-красном лице. Ланни знал по собственному опыту, что на яхтах люди хорошо обедают и что африканское солнце в апреле греет жарко. Он знал также, что значит подвергнуться осмотру сквозь золотую лорнетку, но не очень трусил. Ему было известно, что в присутствии молодой лэди, у которой есть несколько миллионов долларов, вложенных в ценные бумаги, полагается быть живым и остроумным и блистать красноречием. Единственное, что его беспокоило, — это мистер Уэгстаф. У мистера Уэгстафа был богатый запас анекдотов, пожалуй и неплохих, но он припоминал их по всякому поводу, и для других разговоров за столом не оставалось места.
Случилось так, что на этот день к завтраку давно уже была приглашена еще одна гостья — мадам де Брюин. Хозяйка называла ее Мари. Это была француженка, стройная, с каштановыми волосами и карими глазами; у нее было тонкое бледное лицо, и, увидев ее, Ланни подумал, что никогда еще не встречал у женщины такого выражения скорби — это была какая-то давнишняя неисцелимая скорбь. Она слабо улыбалась анекдотам мистера Уэгстафа, независимо от того, понимала она их или нет. Говорила она мало, да и не было возможности говорить, за исключением тех мгновений, когда у мистера Уэгстафа рот был набит спаржей или майонезом. Ее посадили против Ланни, и взоры их время от времени встречались. В ее взгляде он читал сочувствие, как будто она знала, что он прожил большую часть жизни во Франции и, вероятно, думает: «И чудаки же эти американцы!»
Предполагалось, что после обеда Ланни пригласит богатую наследницу прогуляться по саду и полюбоваться видами. Так он и сделал. Гуляя они разговорились. Девушка, оказалось, была в тех местах, где побывал и Ланни на «Синей птице»; Ланни рассказал о своем путешествии и убедился, что она умеет слушать. Поговорили и о войне; ее брат был на санитарной службе во французской армии.
Это была довольно привлекательная девушка, и Ланни подумал, что не трудно было бы поднажать, постараться произвести впечатление и, быть может, завоевать ее; тогда он будет обеспечен на всю жизнь, и ему не придется работать. Но это не особенно его прельщало, да и девушка имела право на более счастливый жребий, хотя он вряд ли ей достанется. Много ли есть мужчин, которые, видя такую кучу деньжищ — несколько миллионов долларов! — не решат, что стоит заодно прихватить и девушку. Право, это слишком большой соблазн для человеческой природы.
