Серены. А когда она войдет в его дверь, он встретит ее, снимет пальто и поздравит с возвращением в Нью-Йорк.
«Без тебя каждый день шел дождь», — скажет он. Как поэтично.
А потом они запрутся в отцовской библиотеке, сорвут друг с друга одежду и будут целоваться на кожаном диване перед камином. Когда все разойдутся, он будет кормить ее своим любимым кофейным мороженым. Больше они не расстанутся никогда. Они не смогут прожить друг без друга ни минуты и попросят, чтобы их перевели в школу «Тринити», где совместное обучение. Они переедут в Колумбию и снимут однокомнатную квартирку, где не будет никакой мебели, кроме огромной кровати. Друзья Серены будут звать ее вернуться к прежней жизни, но ни один благотворительный бал, ни один торжественный ужин, ни одна блестящая вечеринка не заставят ее уйти от него. Если придется, она бросит ради него и счет в банке, и фамильные бриллианты. Серена согласится жить и в шалаше, был бы любимый рядом.
— Черт побери, до звонка пять минут, — раздался сзади неприятный голос.
Дэн обернулся. Ну разумеется Чак Басс, «кашемировый мальчик», как называл его про себя Дэн, имея ввиду неизменный шарф Чака с дурацкой монограммой. Он говорил с двумя приятелями-выпускниками, Роджером Пейном и Джеффри Прескоттом. Ни привет, ни кивка. С какой стати? Они приезжали в Вест-Энд из своего Верхнего Ист-Сайда только на время учебы или на вечеринку. Они ходили с Дэном в один класс, но были будто с другой планеты. Для них Дэн был пустым местом. Они его просто не замечали.
— Парни, — сказал Чак Басс.
И прикурил сигарету. Он курил сигареты, как косяки, зажимая их между большим и указательным пальцем и резко затягиваясь.
Жалкое зрелище.
— Так вот, парни, знаете, кого я вчера видел? — продолжил Чак, выпуская струйку дыма.
— Лив Тайлер? — пошутил Джеффри.
— Точно, и она весь вечер тебя домогалась, — захохотал Роджер.
Дэн навострил уши. Он уже собирался идти на урок, но вместо этого прикурил новую сигарету, чтобы дослушать до конца.
— Мамаша Блэр Уолдорф устроила тусовку для своих, и Серена с предками тоже притащилась, — сказал Чак. — Хотите — не верьте, но она весь вечер на мне висла. Большей шлюшки я не встречал. — Чак затянулся сигаретой.
— Гонишь, — сказал Джеффри.
— Если бы. на днях я узнал, что она трахалась с Нейтом Арчибальдом еще в десятом классе. А в этом пансионе она получила разностороннее образование, сечете, о чем я? Им пришлось дать ей пинка под зад, чтобы больше не раздвигала ноги.
— Брось, — сказал Роджер. — Ты гонишь. За это не исключают.
— Конечно, если не вести списка и не подсаживать парней на дурь собственного изготовления. Родителям пришлось забрать ее оттуда. Она подчинила себе всю школу! — Чак даже перевозбудился. Его лицо покраснело, изо рта брызгала слюна. — А еще она подцепила кое-что, — добавил он. — Триппер, типа. Ее видели в клинике Ист-Виллиджа. В парике, типа, чтоб не узнали.
Его собеседники закачали головами, кряхтя от изумления.
Большего бреда Дэну слышать не доводилось. Серена не была шлюхой, Серена была ангелом — а как же иначе? Как же иначе?
Вскоре мы это выясним.
— Парни, вы слышали о птичьей вечеринке? — спросил Роджер. — Идете?
— А, эта, в помощь сапсанам Центрального парка? — вспомнил Чак. — Точно, Блэр мне что-то такое говорила. В старом здании «Барнис». — Он сделал еще одну затяжку. — Да куда деваться, все идут.
Все — это не Дэн. Зато все — это Серена Ван дер Вудсен.
— На этой неделе разошлют приглашения, — сказал Роджер. — Устроители еще как-то забавно ее назвали, по-девчоночьи.
— «Поцелуй в губы», — сказал Чак, затаптывая окурок носком своих омерзительных «Church of England». — «Поцелуй в губы».
— Точно, — сказал Джеффри. — И там намечается кое-что покруче поцелуев. — Он хмыкнул. — Особенно когда появится Серена Ван дер Вудсен.
Парни захохотали, явно гордясь своим остроумием.
Дэн почувствовал, что с него довольно. Он швырнул сигарету чуть ли не под ноги Чаку и зашагал к школе. Поравнявшись с ребятами, он повернул голову и трижды причмокнул губами, будто смачно целуя каждого. Затем отвернулся и вошел в здание, хлопнув дверью.
Поцелуйте себя, сами знаете куда, уроды.
Под самой нелепой одеждой всегда скрывается неисправимый романтик
— Я делаю ставку на внутреннее напряжение, — объясняла Ванесса Абрамс одноклассникам по продвинутому курсу кино. Она стояла в центре аудитории и рассказывала о фильме, который задумала снять. — Ночь, парк, скамейка. Они разговаривают. Только мы не слышим их слов.
Ванесса выдержала паузу, ожидая возражений. Мистер Бекхем, их учитель, всегда наставлял их, что сцены фильма необходимо наполнять действием и диалогами, и Ванесса намеренно шла наперекор.
— Значит, это немой фильм? — подал голос мистер Бекхем из глубины класса. Он знал и очень огорчался тому, что никто не слушает Ванессу.
— Мы услышим безмолвие домов, скамьи и тротуара, мы увидим, как свет фонарей играет на их телах. Мы увидим, как движутся их руки и говорят глаза. Лишь после этого начнется диалог, но очень короткий. Я хочу уловить настроение, — пояснила Ванесса.
Она взяла пульт проектора и защелкала черно-белыми слайдами, поясняющими, какого эффекта она хочет добиться своей короткометражкой. Деревянная скамейка. Брусчатый тротуар. Крышка канализационного люка. Голубь, клюющий, использованный презерватив. Комок жвачки, прилипший к стенке мусорного бака.
— Ха! — раздалось с заднего ряда. Голос принадлежал Блэр Уолдорф, которая прочитала записку Рейн Уолдорф, которая Рейн Хоффстеттер и не смогла удержалась от смеха.
Хочешь приятно провести время?
Позвони Серене Ван дер Вудсен.
Получи триппер!!
Ванесса яростно взглянула на Блэр. Уроки кино были у Ванессы любимыми, ради которых стоило ходить в школу. Она относилась к ним серьезнее некуда, тогда как для Блэр и ее подруг они были лишь способом отдохнуть от курсов подготовки к университету — математика для поступающих, биология для поступающих, литература и французский для поступающих. Они шли по узкой проторенной дорожке в Йель, Гарвард и Браун, где поколение за поколением учились их семьи. Ванесса была другой. Ее родители вовсе не заканчивали университетов. Они были художниками. И Ванесса стремилась только к одному: поступить в Нью-йоркский университет на факультет режиссуры.
Было у нее и другое увлечение. Только не чем-то, а кем-то. Но до этого мы еще дойдем.
Ванесса выделялась среди прочих учениц Констанс короткой стриженной, едва ли не бритой головой, черной водолазкой, пылкой страстью к «Войне и Миру» Толстого — книге, которая стала для нее библией, — увлечением Себастьяном и группой «Белль», а также любовью к крепкому черному чаю. Она не завела ни одной подруги и жила в Бруклине с двадцатидвухлетней сестрой Руби. Так что же она делала в крошечной элитной частной школе в Верхнем Ист-Сайде, где учились принцессы вроде Блэр Уолдорф? Этот вопрос мучил Ванессу каждый божий день.
Родители Ванессы были художниками-авангардистами старшего поколения. Они жили в Вермонте. Их дом был построен из переработанных автомобильных крышек. Когда их вечно мрачной дочери исполнилось
