изучение женских рифм в драматических произведениях доелизаветинского периода.
Они опять ехали по дороге на Лобос-Ривер, и Бэнни вспоминал подробности предыдущей поездки: маленькую гостиницу, где они завтракали, словоохотливую девушку, служившую у стола, остановку у домика, где был склад смазочного масла и газолина, и встречу с ненавистным для всех автомобилистов полицейским агентом, преследовавшим их за чересчур скорую езду.
На Лобос-Ривер они приехали вечером. Там все еще продолжалось безуспешное вылавливание застрявшего в скважине стального лома, и отец, обратившись к собравшимся рабочим, сказал им таким тоном, каким только он умел говорить, и таким голосом, который был везде слышен, — что от людей, которые не умели заботиться о своей собственной безопасности, нельзя и требовать, чтобы они заботились о его интересах. Рабочие выслушали это как школьники, которым читают нотацию, но «олуха», главного виновника, среди них, конечно, не было: он давно уже шагал где-то по большой дороге.
Явился комиссионер с новым инструментом — изобретением самых последних дней — для очистки скважин. Он уверял, что с этим прибором они немедленно выловят лом. Они попробовали, но прибор застрял в скважине. Очевидно, там была какая-то неровность, какой-то «мешок», в котором все застревало.
— Нужно попробовать очистить скважину динамитом, — сказал отец.
Бэнни очень интересовало, будет ли слышен взрыв на глубине четырех тысяч футов. Динамит сделал свое дело, лом освободился от тисков, а затем надо было все вычистить, пробурить еще немного глубже и опустить обсадную трубу, чтобы закрыть попорченное взрывом место.
Так, день за днем, Бэнни на практике проходил нефтяную науку. Вместе с отцом, геологом и старшим мастером буровых работ он ходил осматривать те места, на которых предполагались новые скважины. Отец брал кусочек бумаги, карандаш и на чертеже объяснял Бэнни, почему нужно помещать эти скважины по четырем углам ромба, а не по углам квадрата.
Вернувшись в Бич-Сити, они нашли дома Берти. Берти была сестра Бэнни, двумя годами старше его, уезжавшая гостить к своим знакомым, очень светским людям, в Вудбридж-Райли. Бэнни начал было ей рассказывать о вылавливании стального лома и обо всем, что происходило на Лобос-Ривере, но она резко оборвала его, назвала «маленьким нефтяным гномом» и сказала, что его ногти способны «испугать даже мертвых». Казалось, что Берти стыдилась «нефти», и это было нечто новое, так как раньше она была хорошим товарищем, интересовалась делом отца, подолгу рассуждала обо всем с Бэнни и покровительствовала ему, как любят делать старшие сестры. Бэнни удивлялся этой перемене, но постепенно он понял, что причиной этого было светское воспитание, которое Берти получала в пансионе мисс Костль.
Во всем виновата была тетя Эмма.
— Джим прав, — говорила она, — обучая Бэнни науке «наживать деньги», но Берти должна быть молодой леди, т. е. она должна научиться тратить деньги, которые будут наживать отец и Бэнни.
С этой целью тетя узнала название самого дорогого пансиона для юных расточительниц, и с этих пор семья редко видела, маленькую Берти: она была в пансионе или гостила у своих новых богатых подруг. Приглашать их к себе она не считала возможным: у них не было настоящего дворецкого — Рудольф «мог годиться только для деревни», заявляла она. Она приобрела в пансионе особый жаргон, приводивший в недоумение ее бабушку и тетку; проделывала странные пируэты, от которых поднималось ее платье, показывая нарядное с кружевами и лентами белье, что повергало бабушку в глубочайшее изумление и заставляло отца криво усмехаться. Грамматика ее отца приводила Берти в отчаяние. «О, папа, пожалуйста, не говори так», — просила она, когда отец произносил при ней какое-нибудь из своих любимых народных словечек. Отец с той же усмешкой неизменно отвечал: «Я говорю так пятьдесят девять лет».
Но тем не менее он стал употреблять эти словечки значительно реже, что служило явным доказательством успехов цивилизации.
Берти соблаговолила, наконец, съездить с братом на новые вышки. Возвращаясь с работ пешком, они встретили миссис Гроарти, с которой Бэнни поспешил приветливо поздороваться. Он познакомил ее с сестрой, причем Берти была с ней величественно холодна, а когда осталась вдвоем с братом, бранила его за вульгарный вкус и говорила, что он сам, если желает, может знакомиться с кем угодно, но не должен знакомить свою сестру со всякой «шушерой». Бэнни не мог этого понять и не мог постичь во всю свою жизнь, как могут люди не интересоваться другими людьми.
Он рассказал Берти о Поле, о том, какой это удивительный мальчик, но Берти на все его восхваления сказала то же, что говорил его отец: «Поль, наверно, сумасшедший». Мало того, она разгорячилась и сказала, что Поль ужасное существо и что она очень рада, что Бэнни не удалось его найти. И такое отношение к Полю Берти сохранила в течение всей жизни, она проявила его в первый же момент, и бедный Бэнни был совершенно сбит с толку. Но, действительно, как можно было ожидать, чтобы Берти, которая обучалась в пансионе поклонению деньгам, уменью угадывать с первого взгляда, у кого сколько их было, и ценить людей только за их богатство, — как могла она восхититься человеком, который утверждал, что каждый имеет право только на те деньги, которые он заработал.
Берти была верна себе и своей натуре, а Бэнни оставался верен себе. И раздражение сестры сделало только то, что Поль в представлении Бэнни принял теперь образ одинокой, легендарной личности; он был единственным человеком, который, имея возможность получить «папочкины» деньги, от них отказался. Всякий раз, когда Бэнни бывал неподалеку от дома миссис Гроарти, он заходил к ней, усаживался рядом с ней на клетку с кроликами и расспрашивал о Поле. Однажды миссис Гроарти показала ему нацарапанное каракулями письмо от Руфи Аткинс — сестры Поля, которую Поль очень любил. Она писала, что не получает вестей от брата, что жить им очень трудно и что они иногда закалывают своих коз, и миссис Гроарти сказала что это буквально значит съедать свой капитал. Потом получилось второе письмо от Руфи, в котором она сообщала, что Поль ей написал; он был на севере, теперь он уехал оттуда, но определенного местопребывания у него еще не было. Это было заказное письмо, и в нем он прислал пять долларов на хлеб, но не на «миссии». Скопить денег очень трудно, получая ту плату, которая полагалась мальчикам, писал Поль. И снова Бэнни был растроган. Вернувшись домой, тайно от всех он взял пятидолларовый билет, аккуратно завернул в листок бумаги, вложил в конверт и написал адрес: «Мисс Руфи Аткинс, Парадиз, Калифорния» — и бросил в почтовый ящик.
Миссис Гроарти всегда была рада видеть Бэнни, и Бэнни знал причину этой радости: она старалась использовать его «как какую-нибудь буровую скважину». Он вежливо давал ей те или другие сведения, спрашивал у отца, что он думал о Слипере и Уилькенсе; отец говорил ему, что это просто «спекулянты». Бэнни добросовестно передал эти слова, но собственники «средних участков», несмотря на это, подписали с ними договор и очень скоро в этом раскаялись, так как Слипер и Уилькенс перепродали договор одному синдикату, и на следующий день рядом с домом миссис Гроарти красовалась палатка, в которой публике, завербованной на улицах Бич-Сити специальным агентом, отпускались даровые завтраки. Синдикат, купивший договор, назывался «Бонанца синдикат № 1». Поспешно принялись за постройку вышки, началось бурение и дошло до глубины ста футов. Миссис Гроарти была на седьмом небе и на полученную единовременно тысячу долларов купила сотню акций другого синдиката — «Кооператива № 3». Толпа топтала ее газон, но она не обращала на это внимания; компания обещала перенести ее дом, как только начнут бурить вторую нефтяную скважину, и тогда у нее будет «гораздо более шикарное соседство», заявила она Бэнни
Но в следующее свое посещение он нашел ее очень взволнованной: бурение прекратилось. Газеты писали, что рабочие «ловили» что-то в скважине, но среди публики говорили, что они «ловили свое жалованье». Продажа акций замерла, и все было продано так называемой «Арендной компании». Но буровые работы не возобновлялись, и бедная мисс Гроарти умоляла Бэнни узнать у отца, в чем тут было дело. Отец не знал, и никто вообще не знал, и объяснилось все это только через полгода, когда буровая скважина мистера Росса «Росс-Бэнксайд № 1» уже закончила свои работы вполне успешно. Тогда в газетах появилось сообщение о судебном разбирательстве дела Д. Бюкет-Кибер и его компаньонов по синдикату «Бонанца», обвиняемых в мошеннической продаже нефтяных акций. А тем временем собственники, заключившие договор, никого не могли найти, кто бы согласился продолжать бурение, так как нефтяная скважина на соседнем с ними участке дала всего только две тысячи баррелей нефти, или, другими словами, ровно ничего. И газеты писали теперь, что южный склон не оправдал возлагавшихся на него надежд.
