я», это не значит, что мы должны раздавать направо и налево обещания, которые не сдержим. Слово, начинающееся на «л», в интимной обстановке может оказаться очень опасным. Обычно я предпочитаю использовать его во фразе «я люблю тебя всего». То есть когда я правда люблю!
Держа руки в карманах куртки, по Мэдисон-авеню проходил
Дорогая Сплетница!
Слышала, что торговца, который работал в пиццерии, взяли, и теперь ему приходится косить в парке под нарка и выдавать всех своих бывших клиентов.
— Донг
Дорогая Донг. Все это похоже на плохой сериал на Ти-эн-ти. Надеюсь, никто из наших друзей в нем не снимается. — Сплетница
ВАША СПЛЕТНИЦА
Худощавый поэт из Вест-Сайда пробует вкус славы
По дороге в «Риверсайд» во вторник утром Дэн остановился у газетного киоска на углу 79-й и Бродвея, чтобы купить приложение к «Нью-Йоркеру», изданное по поводу Дня святого Валентина, и черный кофе, вкус которого был таким, словно его приготовили три года назад, но именно это ему и нравилось. На обложке был изображен Ноев ковчег, причаливший к пирсу в Нью-Йоркской гавани на фоне статуи Свободы. На борту ковчега красовалась надпись; «Корабль любви», и все звери, выстроившиеся на пирсе, держались за руки, целовались и щупали друг друга. Это было очень забавно. Дэн постоял на углу, открыл страницу с содержанием и, пытаясь отыскать свою фамилию, дрожащими пальцами зажег «Кэмел» без фильтра. Вот она, в разделе стихотворений: Дэниел Хамфри, страница сорок два, «Шлюхи». Он был в таком восторге, что забыл о сигарете, торчащей у него между губами. На странице сорок два находился рассказ Габриеля Гарсии Родеса «Amor con los Gatos» — «Любовь с кошками», занимающий четырнадцать страниц, и прямо в середине рассказа было напечатано стихотворение Дэна.
На улице подмораживало, но от нервного возбуждения на веках Дэна проступил пот, а во рту стало сухо, как в пустыне. Дэн выплюнул горящую сигарету па тротуар, закрыл журнал и убрал его в черную сумку, висящую у него на плече. Если бы он взглянул на страницу в конце журнала, где помещалась информация об авторах, то нашел бы следующее: «Дэниел Хамфри (стихотворение, стр. 42) учащийся из Нью-Йорка. Это его первое опубликованное произведение». Но Дэн просто не мог больше листать журнал, когда сотни глаз вокруг пытались рассмотреть его и останавливались, чтобы прочитать его жестокое, злое стихотворение, в котором он был совершенно не уверен.
Дэн пошел по Бродвею в направлении школы, его руки ужасно тряслись. Если бы только он мог провернуть какое-нибудь дельце, например приостановить процесс печати «Нью-Йоркера», похитив все гласные буквы. Тогда поздно ночью все вышедшие номера этого приложения были бы изъяты из киосков и возвращены в типографию.
Да, если бы он был способен на такое.
— Здорово, пижон. — Дэн услышал за спиной знакомый самодовольный голос самого противного своего одноклассника из «Риверсайд». Дэн остановился, обернулся и увидел, как Чак Басе набрасывает на плечо всем известный темно-синий кашемировый шарф с монограммами и ухоженными пальцами поправляет мелированные волосы.
— Прикольное стихотворение там в «Нью-Иоркере».
Он похлопал Дэна по плечу, и розоватые монограммы на шарфе заблестели на солнце.
— Кто знал, что ты такой крутой?
Что, в последнее время в поведении Чака Басса появилось что-то голубоватое? Неужели? Может, так кажется только из-за того, что он сделал мелирование? И хотя он носил узкое кремовое шерстяное пальто от Ральфа Лорена и оранжевые кожаные кроссовки «Прада», это вовсе не означало, что он перестал приставать на вечеринках к беззащитным, напившимся вдрызг девицам. Возможно, это просто способ самовыражения.
Конечно же, с ориентацией у него все в порядке.
— Спасибо, — пробурчал Дэн, играя пластиковой крышкой от стаканчика с кофе. Что, Чак собирался идти с ним до школы и обсуждать по пути его стихотворение? Тут зазвонил сотовый Дэна, спасая его от необходимости отвечать на пустые вопросы Чака о том, сколько и чего он принял до того, как написал это стихотворение, или о том, о чем обычно любил поговорить Чак Басе по дороге в школу.
Дэн поднес телефон к уху. Чак еще раз похлопал его по плечу и пошел дальше.
— Алло?
— Поздравляю, сын! — кричал по телефону Руфус. Его отец никогда не вставал с постели раньше восьми, поэтому Дэн впервые разговаривал с ним в такую рань. — Ты просто крут, настоящая публикация! И где! В самом, блин, «Нью-Йоркере».
Дэн усмехнулся, ему было немного стыдно. В пыльной коробке в чулане было припрятано множество исписанных тетрадей его отца со странными разрозненными стихами. Даже, несмотря на то, что он являлся редактором журнала для малоизвестных поэтов-битников, Руфус сам никогда не публиковался.
— И ты не поверишь, — продолжал Руфус, по вдруг голос его замер. Дэн услышал, как в туалете сработал сливной бачок. Обычное явление. Отец разговаривал с ним, сидя в сортире.
Дэн допил кофе и ускорил шаг, направившись к 77-й улице. Если он не поторопится, то опоздает на химию. В этом, конечно, ничего плохого не было.
— Пап, ты еще там? — спросил он.
— Подожди, сын, — растерянно ответил Руфус. — Вот, теперь руки свободны.
В своем воображении Дэн рисовал, как отец вытирает руки о протертое красное полотенце, висевшее на двери в ванной, затем берет из-под волосатой подмышки свернутый трубочкой номер «Нью-Иоркера», чтобы снова прочитать стихотворение сына.
— Только что звонили председатели приемных комиссий из Колумбийского и Браунского университетов, чтобы сказать, как ты одарен, — объяснил Руфус. Он говорил как будто с набитым ртом, и Дэн услышал звук воды. Он что, чистил зубы?
— Как они нахваливали себя, жадные сволочи.
— Браунский и Колумбийский? Правда? — повторял с недоверием Дэн. Все вдруг для него слилось в
