Мы должны были упомянуть о всех обстоятельствах, чтобы пролить свет на шаг, сделанный генералом Йорком. Он был человек слишком рассудительный для того, чтобы руководиться в этом деле своей враждой к маршалу Макдональду. Это являлось бы применением с его стороны чудовищного средства для достижения цели; оно привело бы его далеко за пределы желания. С другой стороны, можно допустить, что будь на месте Йорка такой же добродушный человек, каким был Макдональд, дружественные отношения между обоими генералами могли бы породить со стороны подчиненного подлинную преданность личности начальника, что, возможно, помешало бы совершению этого удивительного события.
Йорк прекрасно знал о тех чувствах, которые питали к французам прусский король и народ; но вопрос о том, сочтут ли в Берлине катастрофу, только что постигшую французов, за полный поворот колеса фортуны и признают ли данный момент достаточно благоприятным для того, чтобы внезапно переменить фронт, не мог не возбуждать в генерале Йорке больших сомнений.
Представляя себе положение, складывавшееся в Берлине, Йорк должен был исходить из наличия там большого нежелания внезапно менять роль. Шарнгорст, наиболее решительный противник французов, который посоветовал бы произвести такую перемену и всемерно поддержал бы такое решение, был удален из министерства и находился в Силезии. Барон Гарденберг показал, как искусно он умеет лавировать между подводными камнями, однако представлялось весьма сомнительным, хватит ли у него духа принять и провести крупное решение. Поэтому принятие генералом Йорком на собственный страх и риск решения, которое должно было увлечь прусскую политику в противоположном направлении, представляло один из самых смелых поступков, с каким мы когда-либо встречались в истории. Граф Гаугвиц, в сущности, позволил себе нечто подобное, когда он заключил в 1805 г. Венский договор, но граф Гаугвиц действовал тогда в интересах сильнейшей стороны и знал, что Пруссия неохотно выступила бы в создавшихся условиях; к тому же дерзновенность дипломата никогда не вызывает такого строгого суждения, как дерзновенность чисто военная; в первом случае за нее большей частью расплачиваются должностью, во втором же — головой. Если бы король окончательно решил остаться верным узам, связывающим его с Францией, то для него не оставалось бы ничего другого, как предать генерала Йорка суду.
Читатель простит наши неоднократные пространные отступления по поводу столь ничтожного в сравнении с общим масштабом войны события, как переговоры Йорка и генерала Дибича; но мы полагаем, что лишь теперь нам удалось установить точку отсчета, с которой мы будем иметь возможность с полной ясностью увидеть это событие и его последствия, и поэтому вернемся в Колтыняны.
Итак, вечером 25-го состоялся разговор между генералом Йорком и генералом Дибичем. Последний, насколько возможно, замаскировал расположение своих войск; впрочем, у него хватило благородства вполне честно сказать, какими силами он располагает и чего у него нет; к этому он добавил, что он и не помышляет действительно преградить пруссакам дорогу, но что, конечно, он сделает все от него зависящее, чтобы отнять у него его обоз, зарядные ящики и, по возможности, часть артиллерии. Среди того, что Дибич хотел сказать Йорку, это имело, разумеется, наименьшее значение; главным предметом беседы являлось полное уничтожение французской армии и указание, данное русским императором своим генералам: при встрече с прусскими войсками не поступать с ними как с подлинными врагами, но, памятуя о прежних дружественных отношениях обеих держав и в предвидении возобновления их в ближайшем будущем, устанавливать с ними любое дружественное соглашение, на которое последние пойдут. В соответствии с этим генерал Дибич заявил, что готов заключить с генералом Йорком договор о нейтралитете и отказаться от имеющихся на его стороне военных преимуществ.
Генерал Йорк заявил, что он еще не пришел к окончательному решению. Он проявил склонность заключить соглашение при условии, что его воинская честь отнюдь не будет затронута; однако он полагал, что в настоящий момент для него как солдата еще не имелось достаточного оправдания для заключения соглашения. После этого уговорились не предпринимать ничего в течение предстоящей ночи; на другое утро генерал Йорк должен был сперва произвести рекогносцировку и затем совершить переход к Лавково как бы с целью обойти отряд генерала Дибича с левого фланга, генерал Дибич должен был снова преградить ему дорогу, выйдя на Шелель.
В заключение переговоров генерал Йорк сказал генералу Дибичу: «Ведь у вас в армии столько бывших прусских офицеров, пришлите ко мне в следующий раз одного из них, у меня будет больше доверия».
После этого генерал Дибич спросил автора, возьмет ли он на себя такого рода поручение, на что тот, естественно, выразил свою полную готовность.
Когда мы возвращались верхом в Колтыняны, было уже поздно, вероятно, часов 10 вечера. Генерал Дибич обсуждал с автором создавшееся положение и спросил его, что он думает о намерениях генерала Йорка, и очень опасался, что последний воспользуется ночью для того, чтобы опрокинуть нас и продолжить отход на соединение с Макдональдом, а потому рекомендовал проявить величайшую бдительность.
Генерал Дибич оставил против генерала Йорка два казачьих полка, третий расположил в тылу фронтом против Шелель, а гусарский полк оставил в местечке, которое было довольно обширно. Кавалерия не должна была разнуздывать коней; такое же распоряжение было отдано ординарцам главной квартиры.
Мы остановились в одном доме и едва успели, не раздеваясь, прилечь на разостланной соломе и сомкнуть глаза, как в местечке сзади нас раздались пистолетные выстрелы. Слышались не единичные выстрелы, а целая пальба, продолжавшаяся несколько минут. Мы вскочили, и автор подумал про себя: «Это Йорк атакует нас с тыла, я его верно разгадал». Мы вскочили на коней и повели несколько эскадронов кавалерии к выходу из местечка в направлении на Шелель; однако неприятеля там не было, а оказался казачий полк, который должен был прикрывать наш тыл. От него поступило донесение, что отряд неприятельской кавалерии внезапно влетел в их расположение и отбросил их на поселок. На самом деле то был разъезд, состоявший из 50 прусских драгун, посланных генералом Массенбахом из Шелель на Колтыняны под командой ротмистра Вейсса, чтобы доставить письмо маршала Макдональда генералу Йорку. Ему было приказано силой пробиться. Однако, отбросив казаков в самые Колтыняны, он счел противника чересчур сильным, повернул обратно и ускакал, не оставив никакого следа. Эти обстоятельства мы узнали лишь позже от прусских офицеров; тогда же мы остались в полном недоумении.
Генерал Г. Д. Л. Йорк. (Woltze)
26-го генерал Йорк произвел рекогносцировку; однако он не счел удобным выполнить условленное фланговое движение и скоро свернул на дорогу, ведущую на Шелель и идущую дальше на Тильзит. Причиной этого являлось желание избежать плохой дороги и напрасной траты сил людей и лошадей. Но у генерала Дибича произведенное изменение, естественно, вызвало подозрение, и он полагал, что целью генерала Йорка исключительно являлся выигрыш одного перехода в направлении Тильзита. На этой почве возникли оживленные переговоры, посредником в которых постоянно являлся автор.
Когда 26-го в окрестностях Шелель автор прибыл к генералу Йорку в первый раз, последний не пожелал допустить его к себе, так как это его сильно компрометировало бы. Он разбранил офицера передового поста, провожавшего автора, за то, что последнего так далеко пропустили без специального разрешения с его стороны. На этот раз автор так и не видел генерала Йорка; между тем, это, в сущности, была одна комедия; он выслал навстречу к автору русского подполковника графа Дона, чтобы тот обо всем с ним переговорил.
Граф Дона, как и автор, перешел в 1812 г. из прусской армии в русскую, входил в состав немецко- русского легиона и получил разрешение отправиться в Ригу, чтобы еще принять участие в кампании. Он состоял при генерале Лeвисе, который с 5000 человек гарнизона следовал за генералом Йорком, но отстал от него на несколько переходов и выслал к нему вперед графа Дона в качестве парламентера. Автор записок чрезвычайно обрадовался, встретив здесь одного из самых близких своих знакомых и друзей.
Из того, что мне передал граф Дона, вытекало, что генерал Йорк не собирался нас обмануть; но что он заинтересован в оттяжке решения на несколько дней; и так как он не может в течение этого времени стоять, как прикованный, на одном месте, то ему нужно несколько пододвинуться к прусской границе.
В чем заключался интерес генерала Йорка, легко было понять: помимо того, что он ожидал возвращения своего адъютанта из Берлина, прибывшего только 29-го, ему в военном отношении для
