посмотрел на наши приготовления для защиты Одессы. В нескольких километрах от нас и мужчины и женщины рыли заграждения и траншеи, чтобы танки не могли пройти, растягивали колючую проволоку. Мы знали также, что армия минирует поля. Капитан покачал головой. – Я не понимаю, что происходит. У нас практически вся связь потеряна. Сообщения, которые мы посылаем, похоже, не дают нужных результатов. Ни продовольствие, ни боеприпасы не доходят до нас – не знаю, какого черта они делают у себя в штабах, наверное, играют в пинг-понг. Любой может подумать, что мы хотим устроить диверсию. – Он снова покачал головой: – В действительности это большая удача, что я встретил вас, потому что мне надо связаться с Одессой и я могу воспользоваться вашим телефоном. – Он протянул мне свои документы: – Меня послали из 69-й дивизии, чтобы связаться с армейским главным штабом и разобраться, что случилось.
– Это не составит труда, – сказал я.
– Я бы сам хотел переговорить с руководством.
– Конечно, – ответил я. – Но сначала мы должны соединить вас со штабом.
Сейчас я в какой-то степени исполнял роль доверенного лица и очень надеялся, что мои слова звучат убедительно. Этот человек был настроен серьезно и явно демонстрировал хорошее знание своего дела, поэтому трудно было сказать, справятся ли ребята с ним. Очевидно, он отлично представлял, с кем собирается разговаривать. И опять мы находились в ситуации, которая могла обернуться не в нашу пользу. Я посмотрел на часы. Прошло двадцать минут с момента, когда самолеты последний раз поднимались в воздух. Быстро глянув на танк, я понял, что наш пулеметный расчет снова готов. Каким-то образом нам нужно было задерживать его в течение десяти минут. Я завел разговор о войне, стал интересоваться его мнением о французах и о том, что он думает о действиях англичан. Но он немедленно прервал меня и потребовал без отлагательства предоставить ему телефон. Я кивнул, одновременно посмотрев на часы. Мне удалось отвлечь его всего лишь на тридцать секунд. Оставив своих людей около грузовика, он нетерпеливо пошел звонить. Я плелся за ним сзади и, подойдя к связному, велел ему напрямую соединить с армейским штабом, сказав, что будет говорить капитан Поленко из 69-й дивизии. Связной, передав в точности мои слова, соединил его, только не со штабом, а с нашим человеком, находящимся на холме. Я просто давился от смеха. Этим ребятам смекалки было не занимать. Говоря громко и отчетливо, так, что даже мы с капитаном могли слышать, не напрягаясь, голос в трубке произнес:
– Извините, но вы не одни на линии. Ждите. Как только у меня появится возможность соединить вас, я перезвоню.
Подошедший Вилли услышал последние слова и незаметно толкнул меня локтем в ребра. Каких же усилий нам стоило сдержать смех. Поленко, наоборот, все больше и больше приходил в ярость. Он пошел обратно к грузовику и хлопнул дверью:
– Надеюсь, линия не будет занята слишком долго!
Оставалось три минуты до того, как истечет полчаса. Длинная колонна автомашин проехала мимо нас в сторону фронта. Про себя я ругался на чем свет стоит по поводу того, как долго еще они будут ехать. Когда самолеты в очередной раз соберутся открывать пальбу, они могут зацепить и нас. Осталось две минуты. Я только надеялся, что ребята не начнут звонить. Одна минута. Я видел, что Поленко уже готовится выскочить из машины и снова подойти ко мне, поэтому я сам пошел к связному и громким голосом сказал, чтобы он попробовал поторопить их. Он принялся устанавливать связь. Полчаса истекло. Я нетерпеливо посмотрел в небо. Нам просто повезло, что самолеты не взлетали пять минут назад. Автомобильная колонна исчезла далеко впереди, и к этому моменту дорога снова была совершенно чистой. Даже пехотинцы скрылись из вида. Сейчас наступило самое подходящее время. Уже прошло две лишних минуты. Но ничего не послышалось. Я решил рискнуть и подождать еще три минуты. Если и тогда ничего не произойдет, нужно было придумывать какой-то выход из положения. Если тянуть слишком долго, Поленко сможет что-то заподозрить, если уже не начал догадываться.
Я кинул мимолетный взгляд на танки. Ребята все так же находились в боевой готовности, но по их виду я заметил, что они начинают раздражаться. Бок, Вилли и другие дружно глядели в небо. Закончилась четвертая минута, пошла пятая. Безнадежность нашего положения становилась все явственней. Затем внезапно откуда-то из-за горизонта снова донесся гул самолета, палящего по дороге из пушек. На этот раз оба наших танка выстрел за выстрелом начали обстреливать самолет из пулемета, но очень осторожно, так, чтобы случайно его не сбить. Самолет развернулся и полетел в обратную сторону. Пилот, должно быть, догадался, что по какой-то важной причине мы вынуждены так себя вести, поэтому следующие десять минут он носился над окружавшей нас территорией, сметая все на дороге. Каким нужно было быть простаком, чтобы не догадаться, кто мы и почему нас не сбивает вражеский бомбардировщик. Но все лежали, спрятавшись в высокую траву, совершенно забыв о нас. Заходя на последний круг, пилот совсем низко опустил самолет, пролетев почти над нашими головами, выпуская снаряды так близко к нам и к танкам, что чуть было не зацепил нас. Но это был всего лишь мини-спектакль. После чего самолет исчез из вида.
В очередной раз дорога стала оживать. Машины, которые не задело снарядами, одна за другой шли мимо нас, но некоторые сворачивали с дороги. Мертвых пехота растаскивала по обочинам.
Вилли резким движением бросил зажигательную гранату, и она попала в бензобак. Взрыва не последовало, вместо этого грузовик охватило огнем.
– Это не может больше продолжаться, Георг, – сказал мне Вилли. – Но у нас нет времени ни на что, кроме как выкопать ямы прямо здесь для этих русских.
Я посмотрел на часы. Без четверти семь. Было шоком осознавать, что солнце садится и вместо ясного украинского дня наступают сумерки. Но не это беспокоило. Казалось, в таком свете видно даже лучше, чем днем. Все вокруг затихло и успокоилось, и я не видел помех для того, чтобы нам с Вилли направиться прямиком в Одессу. Телефонная связь доказала, что работает в совершенстве, запасы продовольствия, оружия, а также топлива направлялись по другим дорогам. В главном штабе Одессы царила паника и растерянность. Они не получали вестей с фронта с того самого момента, как приказы и требования, поступавшие от руководства, стали приниматься нашими ребятами. Когда же было решено узнать, что же все-таки происходит, посланным пришлось присоединиться к тем, кто уже лежал в земле на берегу реки. Мы ненавидели себя за то, что пришлось сделать это, но поступить по-другому было нельзя. Я с удовлетворением огляделся по сторонам, а затем повернулся к Вилли:
– Мы можем свободно вернуться в Одессу.
– Как? – воскликнул Бок, когда мы направились к машине. – Ребята приготовили потрясающий ужин из продовольственных запасов русских. Вам лучше поесть, прежде чем ехать.
Вилли, большой любитель поесть, немедленно поспешил за Боком, совершенно не обращая на меня внимания. Мне пришлось идти за ними. Как только я сел, вернулись трое наших ребят из патруля, направленного на тот берег реки, где они проверяли дороги и прилегающую к ним местность.
– Ничего важного, только затопленные места и болота повсюду, – доложили они. – Есть одна узкая дорога, скорее даже тропинка, на которой вряд ли и грузовая машина развернется. Мы прошли около пятнадцати километров и больше ничего не обнаружили. Я не думаю, что есть другие пути отступления, кроме этой дороги.
– Хорошо. – Я повернулся к Боку: – Имейте это в виду. Вы можете послать туда отряд с тяжелой артиллерией, и чем дальше они забредут, тем безнадежней будет их положение. Выходит, что эти болота могут нам пригодиться. – Я принялся за еду.
Не успел я доесть вторую картофелину, как ко мне подбежал один из связных:
– В главном штабе требуют информацию о том, что случилось с полковником и его людьми.
– Что ты ответил им?
Он ухмыльнулся:
– Что они отправились на фронт и пока не вернулись. Тогда они приказали немедленно доложить, когда они возвратятся. А этого уже никогда не будет.
– Надеюсь, об этом ты им не сказал.
– Конечно нет. Я был само послушание и во всем беспрекословно соглашался с ними.
– Все верно.
Едва я закончил есть и собрался отдохнуть пару минут, как ко мне снова на всех парах подлетел связной:
