детей. Они отказываются от повышения по службе, потому что
Женщины меняют цель. Мужчины меняют женщин. Проще простого.
Йо никогда не теряла из виду своей цели, зато теряла мужчин. Ее последний друг – мы его называем сейчас не иначе как Бен Узколобый – собрался в Южную Германию. Он был учителем, но хотел переквалифицироваться в специалиста по компьютерам. «Ты внешне похожа на женщину. На самом деле – мужчина», – сказал он ей, обидевшись, когда она отказалась бросить свою работу и ехать с ним в Верхнюю Баварию. Он уехал – она горевала.
Неужели Йо в своей наивности верила, будто ему безразлично, что она зарабатывает впятеро больше его? Будем же честными, признаем, что в этих вопросах мы остались в каменном веке.
А вот я совсем не такая. Глядя на Йо, мне неловко в этом признаваться. Но ничего не поделаешь: порой я мечтаю, чтобы мне выдавали деньги на ведение домашнего хозяйства, чтобы у меня была прислуга, которой можно командовать, и свободное время, чтобы составлять букеты на загородной вилле, а вечером приветствовать мужа с двумя детьми на руках, благоухая новым творением фирмы «Шанель».
Конечно, вслух об этом нельзя говорить. Я и не говорю.
– Что случилось, Кора? Ты что, задумала стать женой врача и составлять букеты на загородной вилле?
Ох, как неловко. Видно, я сама где-то об этом нечаянно проговорилась.
– Не заглянешь ко мне как-нибудь? Сварили бы спагетти, посмотрели бы «Спорим, что…» Что скажешь? Помнишь, как бывало?
Ах! Тут на сердце у меня стало совсем не хорошо.
Я знаю Йо еще с тех пор, когда нам было семь лет. Семейство Дагельзи переехало тогда на нашу улицу. На следующий день после их приезда я положила под дверь ее родителей завернутую в газету коровью лепешку, подожгла сверток, позвонила и удрала. Отец Йо затоптал огонь, изгваздал себе штаны коровьим дерьмом, а мы с Йо стали лучшими подругами.
Я до сих пор не устаю уважать себя за то, что решилась на, дружбу с такой хорошенькой девочкой. Йо уже тогда была красавица, и ходить с ней на пляж требовало от меня большой силы характера и душевной стойкости. Рядом с ней я была пустым местом. Ни одна собака на меня даже взглянуть не хотела, а стоило мне вставить слово, на меня смотрели так недоуменно, будто я только что из-под земли выскочила.
Да, дружба с Йо научила меня смирению.
– Ну так что, Кора? Не хочешь же ты, в самом деле, просидеть дома весь вечер?
– Хотеть-то я не хочу. Но мне кажется, выбора нет.
– Тогда слушай. Мне тут надо проработать еще несколько документов. Как только закончу, снова тебе позвоню. Или ты не подходишь, потому что
– Ну-у… Не знаю. Так ты когда позвонишь… Йо? Алло?
Повесила трубку. Хорошо бы и мне сейчас проработать какие-нибудь документы.
После визита к д-ру Даниэлю Хофману я словно парила в облаках. Да! Я на это решилась. Я была героиней, это ясно как день. Не важно, объявится он или нет. Я взяла судьбу в собственные руки.
Первым делом я швырнула рецепт ортопедических стелек в мусорное ведро. Эта укороченная правая нога честно носила меня все тридцать три года моей жизни. И это, по правде сказать, были хорошие годы.
Потом я попробовала позвонить Йо.
– К сожалению, фрау Дагельзи нет в офисе. Она весь день будет на брифинге, – сказала ее секретарша.
Офис? Брифинг? Доведись мне когда-нибудь нанимать секретаршу, первое, что я сделаю, так это снова введу немецкий язык в качестве официального.
Весь день я держала прямую осанку. Я вернула свое женское достоинство. Ушла из бюро на час позже обычного, долго еще гуляла по городу. Я не желала оказаться в двусмысленном положении, сидя дома и ожидая его звонка. А кроме того, в этом есть что-то царственно-небрежное, когда женщина великодушно дарует мужчине номер своего телефона, а потом, когда тот ей звонит, она гордо отсутствует.
И наконец – пришло мне в голову, – это ведь не важно, позвонит он или нет. В самом деле. Речь здесь идет о достоинстве женщины. Звони или не звони – мне все равно. Я царственна, внутренне сильна.
Я была уничтожена, когда дома автоответчик поприветствовал меня саркастическим двойным нулем.
Автоответчик одарил нас, женщин, сомнительной свободой. Прежде кавалер посылал своей обожаемой письма или же в поздний час возникал под балконом, чтобы усладить ее слух шедевром собственного сочинения. Иными словами, дама должна была ждать, чтобы не упустить его по небрежности.
Потом настало время больших неудобств, продлившееся около семидесяти лет, – телефон был, но не было автоответчика. Иными словами, дама должна была ждать. Чтобы не упустить
Помню, как этак лет двадцать назад я страстно ждала одного звонка. Якоб Рёдцер, достойный всякого обожания староста нашего класса, обещал при случае взять меня с собой на хоккейный матч.
Естественно, в нашем доме не было ни автоответчика, ни радиотелефона. В прихожей стоял аппарат с неразличимо тихим звоночком и трубкой, тяжелой, как баранья нога. Это означало, что мне нельзя было ни