него очень много желающих и он должен отправить меня в Вену, чтобы я представился там.
ЛЕСС. Сколько лет вам тогда было?
ЭЙХМАН. Я был очень молод, извините, я должен сообразить, минутку!
ЛЕСС. Да-да, пожалуйста, господин Эйхман, хотите сигарету?
ЭЙХМАН. Если позволите! В 1928 г., мне было 22 года. Я приехал в Вену, пришел в управление 'Вакуум ойл', и меня послали к некоему господину Попперу, который мне сообщил, что генеральный директор Вайс велел меня принять, хотя я слишком молод. Наверное, он получил указания от своего высокого начальства. Я явился снова в контору в Линце и потратил следующие дни на то, чтобы усвоить все эти названия, марки продуктов - бензин 'сфинкс', керосин, разные сорта машинного масла... Сначала меня послали работать по городу, а через неделю или, может быть, через две недели такого обучения мне поручили обслуживать самостоятельно район в Верхней Австрии.
ЛЕСС. Район, который вам поручили обслуживать, был большой?
ЭЙХМАН. Конечно, это половина Верхней Австрии!
ЛЕСС. Все это время вы жили у родителей? У вашего отца и мачехи?
ЭЙХМАН. Я жил дома, так точно, но приезжал домой только на субботу и воскресенье или иногда, если было по пути, среди недели. Я занимался главным образом установкой бензонасосов в своем районе. Одновременно в мои обязанности входило обеспечение поставок керосина, потому что эти места были слабо электрифицированы. Заниматься керосином было интереснее, это было что-то солидное, а не из области моды. Мюльфиртель - это такая сонная местность, люди жили там как и 50 или, может быть, 100 лет назад. Мне это было по душе. К тому же - чудесная природа, лиственный и смешанный лес, сосны, ели. К тому же романтическая местность. Там много старинных замков, правильнее сказать - их развалин, в том числе очень древних, подлинных. Я их во время поездок всегда посещал. Так вот, я там был до 1933 г., и тогда меня перевели в Зальцбург. Этот перевод меня не устраивал. И я ничего о нем не знал заранее. Я приехал в Зальцбург, получил там самые далекие участки вокруг города и сначала радовался, потому что была зима, горы вокруг, все заснежено. Но потом, перед началом сезона, суета, полно приезжих в Кицбюле, в Хофгаштейне, в Бад-Гаштейне... Меня пугало, что работы так много. Она меня уже не радовала, мне уже не хотелось продавать, ездить. Я, конечно, выполнял свои обязанности, а тут после Троицы директор Блум говорит мне: 'Персонал надо сокращать'. А я единственный холостой из разъездных представителей, поэтому они решили меня уволить.
ЛЕСС. Это было в 1933 г.? После праздника Троицы?
ЭЙХМАН. Я-то был очень рад, что меня увольняют. Но родителям это не понравилось. Я получил расчет за пять месяцев - по числу лет, проработанных в фирме, - и уведомление, с какого числа я уволен.
ЛЕСС. А после того, как вы опять вернулись в Линц?
ЭЙХМАН. Вернувшись к родителям, я раздумывал, чем бы теперь заняться. Предприятия моего отца не были успешны; он потерял всё и теперь искал себе место генерального представителя в Верхней и Нижней Австрии. У него еще оставались связи, образовавшиеся за 24 года работы в электрических концернах. Сначала он получил представительство от 'Филипса' - радиолампы, потом от аккумуляторного завода 'Варта'. А я не хотел разъезжать с радиолампами и батарейками. Мне казалось, что вот я сам начну торговлю смазочными маслами. Буду представлять марку какого-нибудь аутсайдера, фирму, не входящую в картель. У меня ведь была клиентура, особенно в Верхней Австрии. Я сразу же встретился с затруднениями; теперь уже не помню, финансовыми, или что-то не получалось с местом - во всяком случае, помню, как отправился к своему первому клиенту и внезапно прервал поездку. Я подумал: я же германский подданный! Так поеду в Германию и попытаюсь там устроиться в 'Вакуум ойл'.
ЛЕСС. Что вас привело к этому решению?
ЭЙХМАН. Я был довольно молодым человеком и привык, что мною руководят, по крайней мере, в делах направляют меня. И вот получалось, что я пал духом. И еще были какие-то трудности; так или иначе, я решил все оставить и сказал родителям, что поеду в Германию. Германия такая большая, и там, конечно, есть еще работа, может быть даже в торговле маслами. Ведь в это время в Австрии была сильная безработица.
ЛЕСС. Это все происходило еще в 1933 г.?
ЭЙХМАН. Так точно! Чтобы все это было совершенно ясно, я должен теперь переключиться со служебных дел на так называемые политические...
ЛЕТОПИСЕЦ. С безработицей в Австрии дела обстояли не намного хуже, чем в Германии, где в то время шесть миллионов человек все еще искали работу. Правда, Гитлер уже объявил, что за четыре года всем даст работу и хлеб, но в условиях распространившегося на весь мир кризиса это казалось маловероятным. Что на самом деле влекло Эйхмана через границу, легко понять из его следующих показаний.
ЭЙХМАН. ...Тогда будет также понятно, почему я, помимо деловых соображений, вдруг захотел уехать. Вон из Австрии - в Германию! Еще во время учебы в школе у нас были разные группы - безобидные, конечно: националисты, социалисты, монархисты. Ну, как это молодые люди подхватывают, революционный дух и тому подобное, ничего такого не имея при этом в виду. Можно было вступить в такую группу только потому, что школьный друг был монархист или националист. Дома ведь о политике никогда не говорилось. Моего отца совершенно не интересовала политика. У меня в Линце много лет был друг, его звали Фридрих фон Шмидт, его отец был генерал-лейтенантом. Я не был с ним знаком, потому что он умер до того, как я подружился с его сыном. Их семья страшно гордилась отцом, потому что он из рядовых дослужился при кайзере Франце-Иосифе до генерала; он, наверное, был очень храбрым, настоящий солдат, очень достойный человек. Во всяком случае, это была очень приличная семья. Мать моего друга была прямо как графиня. После того как их мир в 1919 г. рухнул, эта семья жила своими прежними представлениями. Поддерживала у себя такой 'климат'. С точки зрения этикета у них как бы ничего не изменилось. Только мой друг Фридрих фон Шмидт выпадал иногда из этой роли, вел себя развязно. А у него были связи с фронтовиками Первой мировой войны, он ведь жил в этой военной среде. И однажды он запросто вовлек меня в 'Молодежный союз фронтовиков', так это называлось - молодежное отделение Германско- австрийского объединения фронтовиков, и я туда записался. Их девиз гласил: 'Общественная польза важнее личной'. Это была единственная организация, которая тогда наряду с республиканским 'шуцбундом' социал-демократической партии Австрии осмеливалась выходить на улицы, маршировать - очень редко, конечно. Наверное, их поддерживало тогдашнее правительство. Большинство их членов были настроены монархически. И только очень малая часть в то время была настроена националистически... О национал- социализме еще и речи не было.
ЛЕСС. Значит, в первую очередь 'австрийские' настроения?
ЭЙХМАН. Мы, молодые люди, ездили иногда на трамвае в Кляйн-Мюнхен, пригород Линца. Там были стенды стрелкового общества, и там мне впервые вручили карабин для стрельбы в цель, я это точно помню. Началось это с 'Объединения фронтовиков', очевидно, в 1928 - 1929 гг. Где-то в 1931 г. уже возникли противоречия между националистами и монархистами. В то время по улицам маршировали уже СА. И СС в Линце старались вербовать себе людей из объединения фронтовиков, потому что нам разрешалось, и правительство это терпело, заниматься стрелковой подготовкой; для СС в то время это было совсем небезразлично. В один прекрасный день в погребке - такая, знаете, большая пивная на баварский манер, с мартовским пивом, было собрание НСДАП, как они себя называли. Выступал тогдашний гауляйтер Боллек. И ко мне подошел некий Кальтенбруннер, Эрнст. Мы немного знали друг друга, его отец был адвокатом в Линце, и они с моим отцом общались по делам уже лет двадцать. Так вот, Эрнст Кальтенбруннер категорически потребовал: 'Ты поступаешь к нам!' Так уж это получилось, бесцеремонно как-то... Я сказал тогда: 'Ну ладно'. Так я и попал в СС.
ЛЕСС. Это было в тысяча девятьсот...
ЭЙХМАН. Это было в 1931-м в конце года или в начале 1932-го. Это должно быть видно по моим документам. Я теперь уже точно не помню.
ЛЕТОПИСЕЦ. Личное дело Эйхмана было найдено, оно хорошо сохранилось. В нем имеется, в числе прочего, собственноручно написанная в 1937 г. автобиография. Там значится день вступления в партию и в СС - 1 апреля 1932 г. Членский партийный номер - 889895; номер в СС - 45326. С таким стажем и номерами Эйхман не считался даже в Австрии 'старым бойцом', настоящим ветераном.
