официальным языком считался греческий, на улицах можно было услышать и другие языки: гортанный язык кавказцев, искаженный старонемецкий и даже русский, точнее старорусский. Она с тоской вслушивалась в родную речь и проходила мимо.
Громкие разговоры на греческом, и крикливые, пьяные голоса, выкрикивающие нескладные песни на неизвестном Вере языке, указывали на то, что захватчик привел ее на постоялый двор.
Мужчина угрожающе сжал ее руку и вошел в дом. Хозяин таверны похотливо улыбнулся. Его глаза стали еще масленее, когда в руке мужчины блеснула серебряная монета. Он передал итальянцу зажженный светильник.
Итальянец отпустил ее руку лишь тогда, когда, переступив порог небольшой комнаты, закрыл на засов дверь. Он присел на широкое ложе, поставил на пол светильник и сурово посмотрел на Веру. Она опустила глаза. Полы плаща раскрылись, открывая ее испуганному взгляду инкрустированные ножны двух длинных кинжалов. Неприятное прикосновение одного из них она успела почувствовать еще возле дома лекаря.
- Зачем вы меня сюда привели? - спросила она, не выдержав долгой паузы и его тяжелого взгляда
Мужчина, усмехаясь, ответил:
- Ты очень привлекательна. Я не рассчитывал на удачу, пока не увидел тебя. Не знаю, кто ты на самом деле, но на роль женщины легкого поведения подходишь как нельзя лучше. Твоя задача несложна. Всего лишь, используя свою красивую внешность, развлечь несколько мужчин.
Вера, сообразив, о чем он ей толкует, похолодела.
- Я не проститутка… - начала было она, но мужчина резко перебил:
- Тебя спасли от плетей, так и ты окажи услугу моему сеньору. Он дважды вступился за тебя, хотя по закону не имел права.
- Вы говорите о сеньоре Стефано? У меня нет денег, чтобы отблагодарить его! Если вас устроит это…- она гордо расправила плечи и полезла рукой в вырез платья, где прятала золотую цепочку с нанизанными на нее кольцами. - Вот! - сказала она, протягивая украшения. Пожилой мужчина громко и недобро захохотал.
- Ох, и дерзкая же ты девица! - он исподлобья глянул прямо в глаза Вере и резким жестом отклонил ее золото. - А я слышал, русские женщины отличаются кротким нравом. Про тебя этого не скажешь! - С этими словами мужчина поднялся и, пошарив под матрасом, вытащил объемный глиняный сосуд и сверток материи. После чего откупорил пробку и осторожно высыпал черный порошок из свертка в узкое горлышко.
- Это яд? - упавшим голосом спросила Вера.
Мужчина ухмыльнулся и довольно сказал, кивая в угол, где без признаков жизни лежал жирный кот:
- Сильное снотворное. А может, и яд, - равнодушно прибавил он. - Кота я накормил еще утром, он до сих пор и ухом не шевельнул.
- Я не стану это пить!
- Тебе никто и не предлагает, - протянул мужчина, старательно взбалтывая сосуд. - Мой сеньор в тюрьме, под арестом. От тебя требуется любым способом добиться, чтобы охранники выпили вина, а затем, когда они уснут, открыть двери и впустить меня. И больше ничего. - Он оглянулся и оценивающе посмотрел на девушку. - Вижу, ты неплохо устроилась, даже не похудела!
Вера сильно удивилась, услышав о страже и вспоминая подобострастные манеры служителей дома, особенно Димитриса, которого она видела издалека в городе, но старалась не попадаться ему на глаза, боясь разоблачения.
- Как это в тюрьме? - поразилась она. ? Я узнавала, мне сказали, что всех генуэзцев выменяли на пленных жителей Чембало..
Он подошел к узкому окну, и посмотрел на темное небо. Дождь прошел также быстро, как и начался. На дворе было очень свежо.
- Значит, не всех…Не твоего ума дело, - отрывисто сказал итальянец, высовываясь в окно и внимательно всматриваясь в небо. - Угораздило же меня заметить тебя! Хвала господу нашему, он услышал мои мольбы, - прошептал он и с благоговением и перекрестился, не сводя глаз с неба.
Вера обиженно фыркнула. Мужчина вел себя если не по-хамски, то с пренебрежением. Как она считала, генуэзец обязан ей ясно объяснить, что произошло, и для чего понадобилась именно она, а не местная женщина, а не отделываться короткими грубыми фразами. Проведя около месяца в городе, она научилась различать достаток людей по их одежде. Бедняки носили серые, или плохо выкрашенные некачественными красками одежды. Этот же был одет как представитель зажиточного класса.
- Почему вы выбрали меня? Любая небогатая женщина за хорошее вознаграждение согласилась бы!
Мужчина сначала повернулся вполоборота, слушая ее слова, затем резко вскинул голову и криво улыбнулся.
- Не смеши! Ни одна, даже самая последняя проститутка и оборванная нищенка не согласились бы! - он снова отвернулся к окну. - А у тебя просто нет выхода. Кто ты? Жительница дремучей Московии? Невольничий рынок Каффы кишит твоими русоволосыми землячками. Здесь никого не волнует твое прежнее положение. Тебя и слушать не станут. Самая низкооплачиваемая ткачиха имеет больше прав, чем ты. Хочешь оказаться на невольничьем рынке, а после отправиться в гарем? А когда постареешь, тебя перестанут сытно кормить. И снова продадут по дешевке какому-нибудь небогатому турку. За воду и черствый хлеб будешь с утра до ночи работать на поле. - Он немного помолчал, затем продолжил: - Если все пройдет удачно, как я задумал, и если ты прикусишь язык, и, наконец, перестанешь дерзить, сеньор ди Монтальдо позаботится о твоей судьбе. Он добрый человек.
Потрясенная его злыми словами, Вера молчала. Холодная решимость этого человека и описанные им мрачные перспективы разрушили ее последние надежды. Но гордость снова заговорила в ней, и она твердо сказала:
- Я не стану ничего делать для вас, пока не узнаю, что произошло. Можете меня убить. Я не дорожу своей жизнью. А про гарем не может быть речи. Я вскрою себе вены.
Мужчина немного повернулся, и Вера увидела его чеканный профиль. Ни одна мышца на его лице не дрогнула, но Вера увидела, как его кулаки сжались и побелели костяшки пальцев.
- Десять дней назад моих людей выменяли на пленных феодоритов. Всех, а его оставили. Полагаю, его ждет казнь. Изощренная и мучительная. Особой популярностью пользуется у князя сдирание кожи с живого человека - любимое развлечение властителей Газзарии.
Пока он говорил, каждое произнесенное слово вспыхивало в ее голове пылающими буквами. Вера широко раскрыла глаза, думая, что ослышалась или неверно поняла. Мужчина тяжело вздохнул, бросив на нее суровый взгляд. Усталым жестом он провел пальцами по волнистым, черным волосам с проседью у висков, и отвернулся к окну.
С минуту она стояла как статуя, окаменевшая и холодная. Панический ужас накрыл ее, и она, зажмурившись, тихо зашептала на родном языке:
- Господи! Тут живут нелюди!
Подождав, пока Вера успокоится, мужчина взял кувшин и замотал в отрез ткани. Какие-то вещи лежали на сундуке. Он взял и их, также сложив и замотав тканью.
- Нам пора, - прошептал он, беря Веру за локоть.
Им вывели из конюшни три лошади, одна из них была чем-то навьючена. Бледная и сконфуженная, Вера с помощью мужчины забралась на коня. Увидев, что итальянец намерен ехать на второй лошади, она быстро заговорила:
- Я не умею! Я ни разу одна не раз ездила на лошади!
Мужчина с досадой хлопнул по седлу, но сдержался и насмешливо поинтересовался:
- А держаться в седле ты сама сможешь? Если мышцы твоих рук так же неутомимы, как язык, тебе нечего опасаться.
