Утерянные победы

вырваться из окружения – навстречу 4 танковой армии, приблизившейся с целью деблокады. Но в то же самое время он требовал одновременно удержать Сталинград, а это означало, что 6 армия была не в состоянии высвободить силы для выхода из окружения.

Когда я по телефону еще раз доложил генералу Цейтцлеру об абсолютной невыполнимости требования Гитлера, он ответил, что Гитлер не понимает всей серьезности создавшегося положения. Правда, поздно вечером был получен вызов, согласно которому мне было приказано явиться на следующий день в Ставку фюрера для доклада.

Наряду с обсуждением этого вопроса с Главным командованием я рассматривал его в те дни и с командующим 1 танковой армией. Генерал-полковник Хубе был согласен с командованием группы армий в том, что создавшееся в 1 танковой армии положение не может далее продолжаться. Он также считал необходимым спасти ее от угрозы окружения. Однако он не хотел прорываться с армией на запад, а предлагал отвести ее на юг за Днестр. Безусловно, в данный момент это был более легкий путь. На запад ей пришлось бы пробиваться через две танковые армии противника, а на юг она могла уйти в данное время еще без серьезных боев.

Тем не менее, я не мог согласиться с этим мнением генерал-полковника Хубе. Во-первых, было необходимо, чтобы 1 танковая армия, двигаясь на запад, соединилась с 4 танковой армией. Как же иначе можно было предотвратить прорыв противника в Галицию севернее Карпат? Попытка армии ускользнуть на юг за Днестр в лучшем случае кончилась бы тем, что она была бы оттеснена в Карпаты, но и это сомнительно. Конечно, путь на юг через Днестр был вначале менее рискованным. Однако более детальный анализ показывал, что он вел армию к гибели. Она не имела переправочных средств и мостов для преодоления Днестра на широком фронте. При попытке переправиться через реку по немногим постоянным мостам она потеряла бы вследствие действий авиации противника основную часть своей тяжелой техники. Но еще важнее, что противник вел наступление с востока уже южнее Днестра. Рано или поздно армия оказалась бы между этими наступающими силами противника и теми его двумя танковыми армиями, которые только что перерезали ее коммуникации и собирались форсировать в тылу армии Днестр в южном направлении.

Поэтому я не оставил у генерала Хубе никакого сомнения в том, что командование группы армий не допустит отступления армии на южный берег Днестра, а отдаст приказ на прорыв в западном направлении. Еще до моего вылета в Оберзальцберг 1 танковая; армия получила предварительный приказ, пробиваясь на запад, восстановить сначала связь с немецкой группировкой в районе реки Збруч. Она должна была попытаться со своей стороны, нанося этот удар, отрезать тылы вражеской танковой армии, наступающей на Каменец-Подольский.

Вылетев из Львова ранним утром 25 марта, я прибыл в Бергхоф к дневному докладу обстановки.

Я охарактеризовал Гитлеру положение 1 танковой армии, указав, что противник оказывает на восточный и северный участки ее фронта сильное давление, которое длительное время не в состоянии выдержать выбившиеся из сил дивизии, учитывая к тому же недостаточное снабжение, осуществляемое воздушным путем. Глубоко на западном фланге армии противник находится на ее коммуникациях, продвинулся передовыми частями одной танковой армии уже на южный берег Днестра, другой танковой армией – на юго-восток, на Каменец-Подольский нацелившись в тыл 1 танковой армии. Противник ведет наступление также и южнее Днестра, чтобы преградить армии путь через реку.

В такой обстановке, отмечал я, не остается ничего иного, как пробиваться танковыми соединениями армии на запад, восстановить свои тыловые коммуникации и связь с 4 танковой армией. Тем самым, возможно, удалось бы немедленно отрезать тылы обеих вражеских армий, действовавших в тылу 1 танковой армии. Свое движение на запад армия должна была бы прикрывать частью своих сил с востока и с северо-востока. Где должно быть организовано прикрытие – вопрос второстепенный. Как бы то ни было, армия ни в коем случае не может неподвижно сохранять позиции своих в данный момент чрезмерно растянутых Восточного и Северо-Восточного фронтов. Правда, своим южным флангом она по-прежнему должна примыкать к Днестру. Я докладывал, что ни в коем случае не могу согласиться с планом генерала Хубе отвести армию на южный берег Днестра, прежде всего, учитывая оперативную необходимость сосредоточить 1 и 4 танковые армии севернее Карпат, но также и потому, что отступление армии на южный берег Днестра привело бы ее там, по всей вероятности, к новому окружению и затем уничтожению.

В заключение я добавил, что условием успеха предлагаемого мною прорыва армии на запад является встречный удар со стороны 4 танковой армии. Для этой цели 4 армии должны быть немедленно выделены подкрепления.

На это Гитлер заявил, что он не располагает возможностью выделить для этого силы. Пока ему приходится считаться с вероятностью вторжения на западе, он не может снимать оттуда ни одного соединения. Пребывание наших дивизий в Венгрии он также назвал совершенно необходимым – по политическим соображениям. Далее Гитлер не хотел признавать, что неизбежным следствием прорыва 1 танковой армии на запад должен явиться соответствующий перенос линии фронта, обращенного на восток.

Произошел резкий спор между Гитлером и мною, во время которого он попытался свалить на меня вину за неблагоприятное развитие событий на фронте группы армий. Уже несколькими днями раньше генерал Цейтцлер сказал мне, что Гитлер как-то высказался, что штаб группы армий неразумно расходовал выделявшиеся ему силы. Я просил Цейтцлера сказать Гитлеру от моего имени, что штаб группы армий не имел иного выбора, как использовать выделявшиеся нам дивизии по отдельности, так как мы получали их в наше распоряжение только по отдельности, как правило, слишком поздно. Если бы Гитлер когда-либо – хотя бы и спустя большой промежуток времени – обещал бы нам значительные силы, которые мы все время требовали для северного фланга, или предоставил бы нам свободу действий на южном фланге, ему не пришлось бы теперь жаловаться на то, что выделявшихся нам по частям сил оказалось недостаточно. Генерал Цейтцлер был вполне солидарен со мной. Действительно, это было решающим обстоятельством для всего хода операции «Цитадель».

Теперь Гитлер утверждал, что мы хотели «всегда придавать боевым действиям только маневренный характер». Осенью ему говорили, что Днепр будет удержан. Но, мол, едва он, Гитлер, скрепя сердце дал свое согласие на отступление за эту реку, как уже заявили, что надо отступать дальше, так как произошел прорыв под Киевом.

Я отвечал, что так оно и должно было получиться. По его (Гитлера) указанию силы нашего южного фланга получили задачу удержать Донбасс, а позже и Днепровский район, в то время как мы могли бы их использовать для усиления нашего северного фланга.

Тогда Гитлер стал утверждать, что, по данным воздушной разведки, были отмечены всего-навсего отдельные танки противника, от которых бежали целые войсковые части немцев, а из-за этого непрерывно отводится назад линия фронта. Так как Гитлер донесения воздушной разведки получал только от командования ВВС, то я допускаю, что здесь Геринг вновь проявил свою ненависть к сухопутным силам.

Я возражал довольно резко, что если войска не могут более держаться на отдельных участках, то это объясняется их чрезмерной усталостью, истощением сил и сокращением численности. Командование группы армий достаточно часто указывало на то, что при таких чрезмерно растянутых фронтах и таком состоянии войск (при недостаточном пополнении) должен наступить момент, когда силы войск будут исчерпаны. Что командование группы ни в коем случае не может быть обвинено в мягкости, доказывает факт произведенной нами замены целого ряда командиров среднего звена. Все они, отмечал я, являются испытанными и храбрыми войсковыми командирами, которые, однако, не смогли противодействовать ослаблению духа сопротивления в своих войсках. Тот факт, что обе вновь сформированные дивизии, включенные в состав 4 танковой армии, оказались разгромленными танковыми соединениями противника, насчитывающими 200 машин, объясняется их недостаточной подготовкой и отсутствием боевого опыта. Об этом мы также доносили достаточно часто.

Так как этот разговор не мог ни к чему привести, я, наконец, констатировал, что смею полагать, что