морских десантов. При этом многим приходилось принимать холодную ванну, если лодка неумело подводилась к берегу. Молодые фенрихи военно-морского флота тоже должны были сначала овладеть этой новой задачей. Нельзя было на них обижаться за то, что они это делали без особого воодушевления: командовать лодкой с Эльбы – это не то, что нести службу на красивом крейсере или подводной лодке. Трудно приходилось также и со старыми шкиперами, владельцами лодок или пароходов, которые вместе с фенрихами стояли на капитанском мостике этих несколько авантюристических судов вторжения. Но, несмотря ни на что, все в этой подготовке к необычной задаче делалось с огоньком, и мы были убеждены, что справимся с ней.
Уместно будет сделать здесь некоторые критические замечания относительно плана Гитлера, предусматривавшего высадку в Англии, и в особенности причин, приведших к отказу от этого намерения.
Если Гитлер после победы над Францией действительно думал, что война уже выиграна и остается только внушить эту мысль Англии, то он явно ошибался. Тот холодный отказ, которым было встречено в Англии его крайне неопределенное мирное предложение, показал, что ни английское правительство, ни английский народ не склонны к такой мысли.
Перед Гитлером и его ОКБ встал теперь вопрос: «Что же теперь?» Этот вопрос неизбежно встает перед государственным деятелем или полководцем, когда в период войны стратегические промахи или неожиданные политические события, например, вступление новых государств в войну на стороне противника, создают совершенно новое положение. Тогда ничего другого не остается, как изменить «военный план». В таком случае соответствующих деятелей можно упрекнуть в том, что они переоценили силы своего государства и недооценили силы врага, что они неправильно оценивали политическую обстановку.
Но если государственные и военные деятели должны задать себе вопрос «Что же теперь?» после того, как военные операции согласно их расчетам – в данном случае даже сверх всяких расчетов – привели к победе над врагом, если разбитый противник спасся на своих островах, то приходится спросить себя, а существовал ли вообще у немецкой стороны какой-либо «военный план».
Конечно, никакая война не идет по раз установленной программе, по плану, который выработала одна сторона. Но если Гитлер пошел в сентябре 1939 г. на риск войны с Францией и Англией, то он должен был заранее подумать, как справиться с этими государствами. Ясно, что немецкое Главное командование до кампании во Франции и во время этой кампании не имело «военного плана» относительно того, что необходимо делать после победы в войне или как продолжать ее. Гитлер надеялся на уступчивость Англии. Его военные советники в свою очередь полагали, что нужно ждать «решений фюрера».
На этом примере особенно ясно видно, к чему приводит нецелесообразная организация высших военных органов, сложившаяся у нас вследствие передачи Главного командования вооруженными силами Гитлеру без одновременного создания ответственного за руководство всеми военными действиями имперского Генерального Штаба.
Фактически наряду с главой государства, определявшим политику, не было военной инстанции, которая отвечала бы за руководство военными действиями. ОКБ Гитлер уже давно низвел до положения военного секретариата. Начальник ОКБ Кейтель вообще не был в состоянии давать советы Гитлеру по стратегическим вопросам.
Командующим тремя видами вооруженных сил Гитлер практически не предоставил почти никаких прав для оказания влияния на общее руководство военными действиями. Они могли только иногда высказывать свое мнение по вопросам ведения войны, но Гитлер принимал решения, в конце концов, только на основании своих соображений. Во всяком случае, он оставил за собой право инициативы, так что мне неизвестен ни один случай (за исключением вопроса о Норвегии, когда гроссадмирал Редер первый подал ему мысль о действиях в этом районе), когда важное решение в вопросах общего ведения войны исходило бы от командования одного из видов вооруженных сил.
Так как никто не имел права составлять «военный план», и менее всего, конечно, ОКБ, то практически все сводилось к тому, что все ждали проявления «интуиции фюрера». Одни, как Кейтель и Геринг, – в суеверном почитании Гитлера, другие, как Браухич и Редер, – пав духом. Ничего не меняло и то обстоятельство, что в штабах трех видов вооруженных сил имелись мнения, затрагивавшие вопросы ведения войны на длительное время. Так, гроссадмирал Редер еще зимой 1939/40 г. дал задание Главному штабу военно-морских сил изучить технические возможности и условия операции по высадке десанта в Англии. Но не оказалось ни одной военной инстанции, ни одной личности, которая бы в духе деятельности подлинного начальника Генерального Штаба была признана Гитлером не только экспертом или исполнителем, но и военным советником по вопросам общего руководства военными действиями.
В настоящем же случае результатом подобной организации высших военных органов было то, что после окончания кампании на западе нашего континента, как уже было сказано, стоял вопрос: «Что же теперь?»
Наряду с этим вопросом высшее германское руководство стояло перед двумя фактами:
1. Факт существования не разбитой и не согласной на переговоры Великобритании.
2. Тот факт, что Германия в связи с возможным рано или поздно вступлением в войну Советского Союза, ставшего теперь ее непосредственным соседом (как бы Кремль и ни казался сейчас миролюбиво настроенным по отношению к Германии), находилась под скрытой угрозой войны, о которой упоминал Гитлер еще в 1939 г., когда он подчеркивал необходимость немедленно достичь победы на западе.
Эти факты указывали на то, что Германия должна закончить войну с Англией в самое короткое время. Только в том случае, если это удастся, можно было считать, что Сталин окончательно упустил возможность использовать раздоры между европейскими государствами для продолжения своей экспансионистской политики.
Если не удастся найти мирный путь решения вопроса, Германия должна пытаться путем применения военной силы быстро разделаться со своим в то время последним врагом – Англией.
Трагедией этого короткого промежутка времени, определившей на долгое время судьбу Европы, было то обстоятельство, что обе стороны не искали серьезно путей мирного решения вопроса на разумной основе.
Совершенно уверенно можно сказать, что Гитлер предпочел бы избежать войны с Британской империей, так как его основные цели находились на востоке. Но способ, который он избрал на заседании рейхстага после окончания кампании во Франции для столь неопределенного мирного предложения Великобритании, вряд ли мог вызвать благоприятный отклик у другой стороны. К тому же сомнительно, чтобы Гитлер, которым к тому времени уже овладела преступная мания величия, был готов к миру на основе разума и справедливости, если бы Англия сама сделала серьезное предложение об этом. К тому же Гитлер был уже в плену своих прежних дел. Он отдал половину Польши и Прибалтику Советскому Союзу – факт, который он мог ликвидировать только ценой новой войны. Он открыл путь к удовлетворению стремлений Италии к захвату областей, находившихся под господством Франции, и тем самым очутился в зависимости от своего союзника. Наконец, после Праги ему перестали верить в мире, и он потерял всякое доверие у держав, которые, возможно, и проявили бы готовность заключить с ним договоры, отвечавшие его стремлениям.
Немецкий народ, однако, в своей массе восторгался бы Гитлером, если бы он после победы над Францией добился согласованного мира на разумной основе. Народ не хотел присоединения к Германии областей, в которых преобладало польское население, он также не одобрял идеи некоторых фантазеров, которые, ссылаясь на древнюю историю, хотели обосновать эти притязания, указывая на то, что когда-то это были области Священной Римской империи германской нации. В Германии, за исключением некоторых фанатиков из партии, никогда не верили серьезно в идею «народасподина», призванного повелевать в Европе или даже во всем мире. Народу нужно было только, чтобы Гитлер утихомирил свою свору пропагандистов, проложив путь к достижению разумного мира.
С другой стороны, английский национальный характер, так полно воплотившийся в личности главы правительства Черчилля, препятствовал тому, чтобы Англия в той фазе войны серьезно искала тогда – да и позже – разумного конструктивного соглашения. Приходится удивляться упорству англичан, при всех обстоятельствах решивших продолжать начатую борьбу, как бы ни угрожающе иногда было их положение. К
