Женщина-сфинкс

Моя немая муза так скромна.
Меж тем поэты лучшие кругом
Тебе во славу чертят письмена
Красноречивым золотым пером.

– В шестьдесят девятом и семидесятом сонете ОН еще пытается оправдать ее поведение, но ОНА – сонет девяносто пятый – не верит в его искренность.

Когда захочешь, охладев ко мне,
Предать меня насмешке и презренью,
Я на твоей останусь стороне
И честь твою не опорочу тенью.

– Каково? – Анна обвела всех взглядом. Макс поморщился, а Снежко возмутился:

– Совсем спятил мужик!

– Не переживай, – усмехнулась Аня, – его благородства хватило ненадолго. В сто сорок втором сонете он отыгрался на барышне с лихвой:

Любовь – мой грех, и гнев твой справедлив.
Ты не прощаешь моего порока…

– Просто самобичевание какое-то, – проворчал Сашка.

– Ты дальше слушай!

Но, наши преступления сравнив,
Моей любви не бросишь ты упрека.

Или поймешь, что не твои уста
Изобличать меня имеют право.
Осквернена давно их красота
Изменой, ложью, клятвою лукавой.

Грешнее ли моя любовь твоей?
Пусть я люблю тебя, а ты – другого,
Но ты меня в несчастье пожалей,
Чтоб свет тебя не осудил сурово.

А если жалость спит в твоей груди,
То и сама ты жалости не жди.

На этот раз Снежко воздержался от комментариев, а Яся протянула задумчиво:

– Что-то серьезное натворила эта дамочка. Последние строки очень похожи на угрозу.

– Верно, – согласилась Аня, – но у мужчины и у самого рыльце в пушку.

– Это ты на «порок» намекаешь? – уточнил Сашка и добавил снисходительно: – Это слово вполне может быть использовано как аллюзия…

– Не знаю, что такое «аллюзия», – невежливо перебила Анна, – но там, дальше, так сказать, в первоисточнике, про этот «порок» все разъясняется. Сонет сто сорок четвертый, к вашим услугам:

На радость и печаль по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина, светлокудрый, светлоокий,
И женщина, в чьих взорах мрак ночной.

Чтобы меня низвергнуть в ад кромешный,
Стремится демон ангела прельстить,
Увлечь его своей красою грешной
И в дьявола соблазном превратить.

– Это на что это он намекает? – пробормотал Макс после паузы.

– По-моему, все яснее ясного, – мрачно откликнулся Снежко. – Только это не секрет. Всем известно о бисексуальности Шекспира. «Белокурый друг» и «смуглая леди» – это ж давным-давно имена нарицательные! Думаю, что Бен Джонсон намекал именно на это. Помните? «Человек может грешить беззаботно, но безопасно – никогда»?

– Да погоди ты, – рассердилась Анна. – Ты ничего не понимаешь!

– О чем это она? – удивился Сашка.

– Кажется, я догадалась! – Яся глубокомысленно наморщила лоб и произнесла, впрочем, без особой уверенности: – Эта «смуглая леди» соблазнила «белокурого друга», а Шекспир остался с носом, правильно?

– Умница! – Анна одобрительно прищелкнула пальцами. Снежко и Макс не разделяли восторга женской половины.

– Так она соблазнила его или нет? – не выдержал, наконец, Снежко, когда его попытка заглянуть в книгу с переднего сиденья увенчалась полным провалом. Анна подняла голову, мстительно прищурилась и с удовлетворением кивнула:

– А то как же!

Что ты ее имел – не в том беда!
Хотя, скажу, ее любил я нежно.
Но то, что ты ей сердцем отдался,
Тревожит скорбью сон мой безмятежный.
Изменники! Я так вас извиняю:
Ее любил ты, зная, что она
Моя; она ж тебя, мне изменяя,
В любовники взяла из-за меня.
Лишась тебя, я милой угождаю, —
Ее утратив, радую тебя…

– Хм, конкретнее некуда…

– А вот еще! Здесь он прямо указывает на то, что неверная была его женой:

Я знаю, что грешна моя любовь,
Но ты в двойном предательстве виновна,
Забыв ОБЕТ СУПРУЖЕСКИЙ и вновь
Нарушив клятву верности любовной.

– И все-таки не нравится мне этот тип: слабак и нытик, – неожиданно призналась Яся. – Одно ясно: кем бы ни был Шекспир на самом деле, он имеет самое прямое отношение к нашим «голубкам» из «Жертвы любви». Если только он сам не…

– Боюсь, что это может быть именно «он сам», – грустно покачала головой Аня. – Сонет восемьдесят девять, черт его побери:

Скажи, что ты нашла во мне черту,
Которой вызвана твоя измена.
Ну, осуди меня за хромоту…

– Единорог-хромоножка! – ахнул Снежко. – Шекспир из Страдфорда не хромал! – с неожиданной злостью заорал Саша. – Это же черт знает что такое!!!

Глава 23

Взятая напрокат раздолбайка предательски заглохла в самый неподходящий момент. По их расчетам, они находились совсем недалеко от Стратфорда, но сгустившиеся сумерки и абсолютно пустынная дорога не позволяли сориентироваться точнее.

Проклиная на разные голоса заартачившуюся колымагу, все выбрались на промозглый холод. Сверху лупил ливень, барабаня по крыше автомобиля. Насколько можно было разглядеть, слева, теряясь в дождливой мгле, поднимался склон холма, а справа вообще ничего не было, кроме сырой пустоты.

Решили идти пешком…

Мокрые, грязные и уставшие, они ввалились в холл первой же подвернувшейся гостиницы. И тут им повезло. Портье, взглянув на измученные физиономии, сжалился и вручил ключи от только что освободившегося номера. Перспектива ночевать вчетвером в двухместных апартаментах после трех миль под проливным дождем казались им даром небес. Друзья, уставшие за день, сразу же уснули.

Утро принесло с собой солнце и теплый ветер. Немного попрепиравшись, они решили для начала отправиться туда, где в чисто умытое небо вонзался шпиль церкви, но по дороге их планы изменились. К стыду своему, Анна не имела ни малейшего представления о доме, в котором жил величайший поэт Англии, поэтому, проходя мимо живописной лачуги, даже головы не повернула в ее сторону. Голос экскурсовода, созывающего туристов на осмотр шекспировского дома, заставил ее резко затормозить. Не сговариваясь, они пристроились к группе туристов и гуськом просочились вслед за ними во двор.

При ближайшем рассмотрении домик оказался вполне приличный, только какой-то сказочный, как будто из детской книжки с картинками. Выпуклая, крытая соломой крыша, массивная труба, непривычно маленькие окошки и низкие дверные проемы с выступающими коричневыми «ребрами» деревянного каркаса. Внутреннее убранство оказалось на удивление убогим. Низкие потолки, маленькие темные комнаты, окна, почти не пропускающие свет. Под потолком тянулись толстенные балки, пол во многих местах осел, образуя глубокие впадины.

Тем временем экскурсовод бодро изложил историю женитьбы Шекспира на дочке преуспевающего фермера, девице почти вдвое старше его, и принялся за его детей. Таковых оказалось трое: дочь Сьюзен и парочка близнецов – Гамлет и Юдифь. Затем экскурсовод зачитал завещание поэта. Анна открыла рот от удивления. И это великий Шекспир?! О книгах тут вообще не упоминалось, как будто их и не было вовсе. Бесконечно длинный список распоряжений включал в себя нудное перечисление имущества, вплоть до последней плошки, а также долгосрочные планы по выплатам жене и детям. Особенно абсурдным девушке показалось упоминание «второй по качеству кровати», которую Уильям великодушно завещал жене. Куда при этом подевалась первая, так и осталось тайной. Туристы, также пребывающие в недоумении, засыпали своего гида вопросами, не желая верить, что этот документ составлен величайшим знатоком душ всех времен и народов, автором бессмертных «Ромео и Джульетты» и «Макбета». Попытки оправдать поэта болезненным бредом не встретили одобрения. Народ возмущенно шушукался. Несчастный гид, пытаясь