они с Райским поженились, помогала ей, чем могла. Павел Аркадьевич-то ее еще тогда невзлюбил. Как увидит – морщится. Но виду не подавал. А теперь она себя королевой возомнила. И Амалия ей во всем подпевает. Сама-то нищая, как церковная крыса. Сюда она, как мне кажется, ходит, чтобы брюхо набить на халяву.
– Поесть она любит.
– Не то слово! И самое смешное: только и разговоров что о диете. Заявится и объявляет, что решила полностью отказаться от мучного, например. А сама кусман мясного пирога слопает и тут же добавки просит. Или еще смешнее – норовит этот второй кусок стащить незаметно. Как будто если съест тайком, то меньше потолстеет.
– А откуда они знают друг друга? Я имею в виду Эллочку и Амалию.
– Да бог их разберет. Элка ведь на фэн-шуе помешана. Всем советы раздает. И люди верят, особенно после того, как она сама из грязи в князи попала. Она и раньше этим промышляла. Язык без костей, мелет, что твоя ветряная мельница. Примажется к какой-нибудь бизнесвумен и ну ее замуж выдавать. Это у нее специализация такая – замужество.
– Это как?
– Просто. Бабы дуры. Хоть работяга она, хоть бизнес-леди. Замуж всем охота, да не у всех выходит. Особенно обидно, когда ты вроде вся упакована, денег куры не клюют, а с мужиками не получается. Вот таким Элка наша мозги и полоскала.
– Успешно?
– Как когда. Я мурой этой не интересовалась. Вот Амалия, та за дочку свою хлопочет. Помешалась совсем. Надо же – любого без соли сожрет, а дочку свою обожает.
– Она у нее вроде ничего… пока.
– Не знаю, – покачала головой Наталья Алексеевна. – С виду-то ангел ангелом, глазки распахнет, ресничками похлопает, слова в простоте не скажет. А вот что у нее внутри – поди догадайся.
Глафира недоверчиво хмыкнула. Карина не вызывала у нее отрицательных эмоций.
– Ты не хмыкай, не хмыкай! Девка-то непростая. Видела я, как она в Павла глазками стреляла.
– Так он же ей в отцы годится!
– Кто сейчас на это смотрит? Вдовец, богатый. Думаешь, у него один этот дом? Как бы не так. Он хоть и отсидел, но дело быстро наладил, сейчас снова в гору пошел. А ей того и надо.
Глаша была не согласна, но спорить не хотела, а потому опять увела разговор в сторону.
– А кто этот парень в красном свитере?
– Сашка-то Восковец? Ничего мужик. Он у Павла вроде телохранителя. Многим не по нраву, что Павел снова голову поднял, врагов у него, как грязи. А с Сашкой они вроде как друзья. Охрану нанимать Райский не стал бы – гордый. Ох, что-то разболталась я. И чего ты все выспрашиваешь?
Кухарка взглянула на Глашу с подозрением. У девушки в мыслях не было ничего дурного, но она вдруг смутилась. Как объяснить, что ею движет обычное глупое любопытство?
Пока она соображала, как половчее ответить, из глубины дома донесся шум. Глаша различила гул голосов, быстрые шаги, даже вскрики.
– Это еще что? – встревожилась Наталья Алексеевна. – Слышишь? Что-то случилось!
Она проворно поднялась со стула и пошла к двери. В этот момент в кухню ворвался Райский.
– Воды! Быстрее! – рявкнул он с порога.
– Сейчас! Сейчас! Да что случилось-то? – заволновалась Наталья Алексеевна.
– Элла отравилась.
Глава 12
– Как это отравилась?
От изумления побледневшая кухарка едва не села мимо стула. Райский не только не попытался ей помочь, но и взглянул неприязненно.
– А ты что тут делаешь?
Его взгляд, обращенный на Глашу, был холодным и предвещал беду.
– Ничего криминального, – пожала плечами Глаша, жалея, что не смылась вовремя.
– Ты в этом уверена? – спросил он язвительно.
Глаша вскинула на него удивленные глаза.
– Да что там с Эллой такое? – допытывалась Наталья Алексеевна.
– Ей плохо. Тошнота, рвота, жжение в желудке. Альберт Натанович ее осматривает. Нужно промыть желудок для начала. Да дайте же воды наконец!
Кухарка взвилась со своего места и бросилась выполнять приказание.
Райский подошел к столу, на котором была свалена грязная посуда, и уставился на нее с большим вниманием. Глаша отметила, что сегодня эта посуда явно вызывает повышенный интерес, и насторожилась.
– Посуду не трогать, – распорядился Павел. – Не мыть, не переставлять.
– Конечно, – пролепетала Наталья Алексеевна трясущимися губами.
– А что вы паникуете? – встряла Глаша, которой не нравилась его неприкрытая агрессия. – Эллочка, как я успела заметить, очень плотно поела. Дамочка она субтильная, а пища была жирная и тяжелая. Так, может, у нее несварение?
Кухарка взглянула на Глашу с одобрением и пробормотала:
– Я всегда говорила: два пирога как один не съешь.
– Какие пироги?! – взорвался вдруг Райский. Кухарка от испуга выронила кувшин. Он разбился. Вода разлилась по полу.
– Черт!
Наталья Алексеевна всхлипнула.
– Что вы орете! – Глаша разозлилась на него не на шутку.
– А вас не спрашивают!
– А зря! Если так трясетесь над вашей Эллочкой, вызовите «Скорую»! Наталья Алексеевна не виновата!
– Не уверен!
– Вы что, спятили?
– Ничуть. Врач уже в доме. Он мой друг. И он подозревает у Эллочки вовсе не несварение, а отравление… мышьяком!
Наталья Алексеевна выронила черепки, которые успела собрать, и прошептала:
– Господи!
– Почему так долго? Где вода, Павел Аркадьевич? – Муля влетела на кухню с вытаращенными глазами. – А ты что тут делаешь? – уставилась она на Глашу.
– Меня об этом сегодня уже спрашивали. Вот он. – Она ткнула в Райского пальцем и с мрачным видом шагнула к мойке. Рядом с ней на мраморной столешнице стояла пятилитровая бутыль с водой.
– Питьевая? – обернулась она к кухарке. Та кивнула. – Вот ваша вода!
– Берите ее и пойдемте, – скомандовал Райский под одобрительным взглядом Мули.
– Я вам не носильщик, – прошипела Глаша.
Ледяной взгляд серых глаз заставил ее молниеносно нырнуть в укрытие:
– О’кей. Куда нести? – боязливо спросила она.
Измотанная приступами рвоты Эллочка лежала на диване в роскошной спальне, куда ввалились Райский и компания. Сейчас она еще больше напоминала больную обезьянку. От спазмов у нее полопались сосуды в глазах и белки стали красными.
– Умираю, доктор! Меня отравили!
С исказившимся от боли лицом она откинулась на подушку.
– Пить! Дайте воды…
Райский выхватил у Глаши бутыль, скрутил пробку и перелил воду в графин. Доктор наполнил стакан и подал Эллочке. Лицо его было встревоженным, жидкие волосы намокли от пота и висели сосульками.
Эллочка жадно схватила стакан и залпом осушила его.
– Еще! – попросила она жалобно.
