стало невозможным. В ответ Шеффер подчеркнул, что участие его самого или Брюнинга в правительстве Папена было бы совершенно невозможным.
Доктору Шефферу еще предстояло выступить в 1947 году свидетелем обвинения при рассмотрении моего дела на процессе по денацификации. На заседании он под присягой подтвердил, что выразил мне тогда свое и Брюнинга согласие принять участие в работе правительства Гитлера, и обвинил меня в том, что я их предложение отклонил. С другой стороны, Брюнинг заявил, что у него никогда не было намерения войти в состав кабинета Гитлера. Оба они одновременно никак не могут быть правы.
Был уже поздний вечер, когда я смог, наконец, рассказать президенту о ходе переговоров. Он, как мне кажется, остался доволен проявленной Гитлером умеренностью и был чрезвычайно рад тому, что такие люди, как Нейрат, Шверин-Крозигк, Гюртнер и Эльтц, сохранят свои посты и в новом правительстве. Он еще раз настойчиво повторил, что министерства обороны и иностранных дел следует передать в руки абсолютно надежных людей. Министром иностранных дел должен был остаться Нейрат, а в поисках кандидатуры будущего министра обороны мы перебрали целый список приемлемых фамилий. Сам я предлагал генерала фон Фрича, с которым я служил вместе в начале моей военной карьеры и чьими способностями восхищался. Гинденбург прямо не отверг его, но сказал, что предпочел бы кого-нибудь, с кем он лучше знаком лично. Наконец он выставил кандидатуру генерала фон Бломберга, которого знал как командующего Восточнопрусским военным округом. Гинденбург считал его одаренным профессиональным военным, совершенно аполитичным и приятным в общении. Во главе германской военной делегации в комиссии по разоружению он продемонстрировал все качества, необходимые для министра. Я был знаком с ним только мельком, но решил, что могу положиться на суждение Гинденбурга. Если, как говорил о нем президент, он старается держаться вне политики, то можно будет надеяться, что он останется глух к зазывным речам нацистов.
Потом Гинденбург предложил, чтобы я убедил Гугенберга соединить оба экономических поста в одном министерстве. Еще он попросил меня выяснить у Гитлера, кого из нацистов он хотел бы назначить в правительство. В самом конце нашей беседы он выдвинул последнее предложение – попросил меня согласиться занять пост заместителя канцлера, поскольку он очень хотел еще хотя бы какое-то время иметь возможность пользоваться моими услугами. Должен признаться, что его предложение меня не удивило, но при этом хочу подчеркнуть, что никогда сам не предлагал ему ничего подобного. Такой ход казался естественной предосторожностью с его стороны, коль скоро он в конце концов решился на шаг, который так его страшил, – на назначение канцлером Гитлера. Решив, что это самое меньшее, что я могу для него сделать, я согласился принять назначение, если нам удастся составить кабинет.
Мои переговоры с Гугенбергом и некоторыми его коллегами из «Гарцбургского фронта» касались в основном тех мер, которые следовало предпринять для борьбы с тоталитарными устремлениями нацистов, но никакого определенного решения принято не было. Я сообщил Гугенбергу, что президент хочет, чтобы он занялся координацией экономических вопросов, и, как мне показалось, он счел выполнение этой гигантской задачи вполне в пределах своих возможностей. Затем он представил мне Зельдте и Дюстерберга, двух руководителей организации «Стальной шлем», которые согласились поддержать новое правительство.
Следует отметить, что «Стальной шлем» всегда выступал как консервативная, стабилизирующая сила в политических баталиях того времени. Он представлял собой весьма многочисленную и хорошо организованную ассоциацию отставных военнослужащих, деятельность которой резко контрастировала с экстремизмом «коричневых рубашек» и коммунистического «Рот Фронта». Поддержка «Стального шлема» могла стать для нас важным подспорьем в поддержании равновесия сил с нацистами. Мы договорились, что их сотрудничество с нами будет подкреплено назначением Зельдте на пост министра труда. «Стальной шлем» всегда славился эффективностью своей системы социального страхования, которая в большой степени была создана стараниями самого Зельдте, и мы были уверены, что это назначение окажется особенно удачным.
Далеко не все мои посетители высказывались так благожелательно. Многие из моих консервативно настроенных друзей умоляли меня отказаться от всякого участия в формировании кабинета Гитлера. Приходилось раз за разом объяснять им, что другого решения в рамках конституции не существует. Политические партии, социалисты в частности, могли еще дать Шлейхеру последний шанс, если бы перенесли открытие рейхстага на более поздний срок. Не сделав этого, они тем самым молчаливо признали, что единственной альтернативой Гитлеру является нарушение конституции.
Тем временем Шлейхер решил разыграть новую карту. Он послал одного из своих агентов, фон Альвенслебена, к Герингу, который, в свою очередь, поспешил с полученным известием ко мне.
В послании Шлейхера говорилось, что моей настоящей целью является только обман нацистов, ввиду чего им будет намного выгоднее объединиться с ним, Шлейхером, поскольку его единственным условием является сохранение за ним поста министра обороны. Альвенслебен указывал способы, которыми можно было бы нейтрализовать Гинденбурга. Шлейхер пошел так далеко, что предложил – в случае, если старый господин проявит неуступчивость – поднять на ноги гарнизон Потсдама. Геринг сказал мне, что они с Гитлером резко отвергли предложенный план и немедленно сообщили обо всем Мейснеру и Оскару фон Гинденбургу.
Такое развитие событий, начавшихся с появления в «Tagliche Rundschau» намеков на возможность кризиса президентской власти, казалось весьма угрожающим. Я поспешил встретиться с Гинденбургом. Сын уже успел сообщить ему эту новость. Он казался совершенно спокойным и не желал поверить, что действующий генерал и канцлер, хотя и бывший, может пойти на такие действия против главы государства. Тем не менее было решено, что абсолютно необходимо назначить нового министра обороны, и Бломбергу была отправлена телеграмма с просьбой немедленно выехать из Женевы в Берлин, чтобы явиться на следующий день к президенту.
Начали распространяться слухи о том, что Шлейхер замышляет устроить с помощью рейхсвера путч для устранения президента. Собирался ли он действительно предпринять такой шаг или хотя бы обсуждал его с начальником штаба рейхсвера генералом фон Хаммерштайном – никогда, по всей вероятности, известно не станет. Но интересно отметить вот что: когда Бломберг прибыл на следующий день на вокзал, его встречал там один из офицеров Хаммерштайна с приказом немедленно явиться к генералу. О его приезде не было известно никому, кроме людей из официального окружения Гинденбурга и меня, так что Шлейхер, должно быть, опять занимался прослушиванием переговоров. Попытка отправить Бломберга к Хаммерштайну провалилась, поскольку на вокзале в то время его ожидал и Оскар фон Гинденбург, который проводил его прямо к президенту. В связи с вероятной угрозой переворота сложилось просто фантастическое положение, и я решил как можно скорее завершить формирование кабинета.
