— В книжный магазин зайдите. Андрей Антонович. Там как раз книга вышла, «Дорога богатырей» называется. Хотелось бы почитать.
Пацан, чего с такого возьмешь! Был бы постарше и посолидней, так попросил бы что-нибудь для жены привезти, в крайнем случае — водки и мандаринов. Все-таки Новый год приближался, неделя всего и оставалась. Как раз смотаться в Свердловск и вернуться обратно.
В Свердловск полковник Хваталин поехал на грузовом «ЗиСе». Лучше было бы, конечно, на «виллисе», так ведь обратно предстояло везти два двигателя и три компрессора для АРСов, ну и еще кое-что по мелочи — на «виллисе» все не увезешь!
А парадный пэша пришлось взять у подполковника Генатуллина, свой Хваталин взять поостерегся, не дай Бог, жена хватится. А у Генатуллина и погоны были с золотым шитьем, а что касается звездочки, то лишнюю дырочку всегда можно прокрутить, если очень сильно понадобится.
Только надеждам Андрея Антоновича пощеголять по Свердловскому дому офицеров в парадном пэша да еще с полным иконостасом на груди не суждено было сбиться. В хозяйственном управлении округа ему все бумаги подписали на удивление быстро, а выдали требуемое еще быстрее, даже такое испытанное средство, как градуировка переносных дозиметров, не помогла, в лаборатории их приняли на ремонт, но тут же выписали новые, в еще не поцарапанных чехлах, а начхим округа в короткой беседе потребовал, чтобы полковник Хваталин немедленно выезжал в часть и не болтался в городе. Туманно намекал на скорые события, а уж предупреждения были такие, что и рисковать не стоило.
Хваталин и не стал рисковать, снял в ресторане гостиницы «Урал» крашенную перекисью водорода проститутку, выпил с ней шампанского в номере и торопливо занялся любовью. Шампанское было хорошее, конфеты «Мишка на Севере» тоже оказались неплохими, а что касается всего остального, то и воспоминаний никаких не осталось. Так, словно в грязи искупался. Только и запомнилось из всего происходившего в номере, что капроновые чулки на худых ногах проститутки были с перекрученными кривыми стрелками, и девица все промакивала салфетками ядовито накрашенный рот, готовясь к своей нелегкой работе так тщательно, что после ее ухода весь столик в номере был завален этими салфетками, на которых красными маками горели отпечатки чувственных губ. И горнисткой она оказалась хреновой.
Поэтому возвращался полковник Хваталин в гарнизон в плохом настроении, даже два ящика водки, позвякивающие в кузове и для сохранности проложенные соломой, его не радовали. Хорошо еще Военторг мандаринов и апельсинов для руководства части выделил, да и с иными деликатесами для праздничного стола в этом году оказалось не так уж и плохо — конфеты и печенье, несколько ящиков сливочного масла, колбаса, окорока, даже икра была сразу двух видов — красная и черная, пусть даже и в небольшом количестве.
Одно утешало — книжку, что просил комбат, он в магазине КОГИЗа все-таки купил. Вот пусть он ее на Новый год и читает, любитель фантастики! Под бой кремлевских курантов. Вместо шампанского и «Столичной», которое выпьют более достойные люди. Но это полковник Хваталин хорохорился, в глубине души он понимал, что комбата не обойдешь, комбат — он тоже человек, и комбатова семья, конечно же, захочет праздновать Новый год, как все цивилизованные люди.
Только тревожило полковника Хваталина напряжение, которое царило в штабе округа. Что там затевалось, полковник не знал и знать не хотел. Только все это нарушало привычное спокойствие, а Хваталин твердо знал — все перемены от лукавого. Ничего в переменах хорошего нет, если только это не ежеквартальное снижение цен, которое практиковалось в последние годы.
На железнодорожном переезде пришлось надолго задержаться — с запада прошло сразу три длинных состава, в основном из платформ, на которых под брезентом угадывались удлиненные округлые тела. Тут и гадать не стоило — новую технику летчики получали, фюзеляжи были под брезентом, фюзеляжи с отсоединенными крыльями. На каждой платформе мерзли часовые в овчинных полушубках и шлем-масках, предохраняющих лицо от обморожения. Часовым этим можно было только посочувствовать, и полковник Хваталин сидел в теплой кабине «ЗиСа», дымил «Казбеком» и все пытался сосчитать количество самолетов, что стояли на платформах. Составы шли довольно быстро, поэтому полковник со счета то и дело сбивался, но все равно внушительная цифра получалась, очень внушительная. В последний раз подобное количество техники полковник Хваталин видел в войну, когда эшелоны шли на границу Польши с Германией. Вот и сейчас невольная тревога закралась в сердце полковника — не к войне ли вся эта суматоха?
СТРАНА ПРАЗДНУЕТ СЕМИДЯСЯТИЛЕТИЕ ВОЖДЯ И УЧИТЕЛЯ!
Что и теперь, когда опять война
Готовится во вражьем злобном стане,
На мир надежда в мире есть одна —
Ей имя — Сталин, — вы, товарищ Сталин!
И мы пришли, чтоб вам сказать о том,
Как бесконечно дороги вы людям,
Что с каждым годом мы и с каждым днем
Вас преданней и бережнее любим.
Примите ж всенародный наш привет,
Согретый беззаветною любовью,
И пожеланье наше многих лет
И радости и доброго здоровья!
Глава одиннадцатая
Кремлевская квартира Сталина находилась на Коммунистической улице, напротив Потешного дворца. Смешение прежних и новых названий, которое всегда вызывало приступы остроумия у покойного Радека, стало привычным и ни у кого веселых прежних ассоциаций не вызывало. Квартира эта состояла из двух комнат, являвшихся кабинетом и спальней, а также просторного холла и длинного коридора. Мебель была из красного дерева, но ничего особенного собой не представляла, за исключением кресла, которое сделано было специально для вождя.
В годы войны Сталин здесь бывал редко, тогда он жил в уютной, с его точки зрения, квартире, которая располагалась в первом корпусе здания Совета Министров СССР. Эта квартира находилась на первом этаже рядом с особым подъездом и была очень удобна тем, что прямо из нее Сталин легко попадал в свой рабочий кабинет. Квартира эта была обставлена значительно лучше, даже роскошный немецкий радиоприемник в блестящем эбонитовом корпусе стоял, что было вполне объяснимо: именно здесь Сталин принимал Черчилля и некоторых послов, усиленно угощая их грузинскими винами и армянским коньяком. Но сам Сталин эту квартиру не любил именно за эту излишнюю, по его мнению, роскошь и потому после войны вернулся на улицу Коммунистическую.
Сталин не любил излишеств. Привыкая к вещам, он неохотно менял их и раздражался, если это делали без его ведома. Пожалуй, второе обстоятельство раздражало его еще больше. Постоянство относилось и к привычкам вождя. Вечерами он любил прогуливаться по Кремлю. Чаще всего он гулял рядом с небольшим фонтаном, который располагался между зданием правительства и Арсеналом. Прогулки эти давали Сталину ощущение свободы, возможность подышать свежим воздухом и обдумать все, что произошло за день.
За последние дни Сталин сильно устал. Шумное празднование его семидесятилетия, газетные славословия, торжественные заседания и посещения его многочисленными иностранными делегациями, хотя и льстили самолюбию вождя, никак не способствовали сохранению физической и духовной энергии, тем более что сопровождались праздники не только обильными возлияниями, но и серьезной работой — за эти дни Сталин встретился с Мао Цзэдуном, Ульбрихтом, Копленигом, Ракоши, и все эти встречи потребовали немалого расхода сил, которых у семидесятилетнего Сталина оставалось не так уж и много. Сейчас он гулял по выметенной кремлевскими курсантами аллее и прикидывал политические последствия своих встреч. Положение Советского Союза в послевоенном мире было прочным, Сталин даже рискнул перевести рубль на золотое обеспечение, отказавшись от американского доллара. Последствия этих действий должны были сказаться уже в самом ближайшем будущем, а оно Сталину казалось стабильным — Китай ориентируется на Советский Союз, и уже в ближайшее время будет подписан договор о дружбе, союзе и взаимной помощи, режимы в восточноевропейских странах укрепляются, некоторые сложности, правда, имеют место в
