Синяя книга алкоголика

Вот они сидят, а на столе стоит удивительная сахарница.

– Ой, – говорит Катя, – какая прелесть! Давтян говорит:

– Покупай!

– А сколько стоит?

– Пять рублей!

– Почему пять?

– Ну, – говорит Давтян, – три мало, десять много.

– Покупаю!

Авгученко берет сахарницу и высыпает из нее сахар в удивительную супницу.

– Ой! – говорит Катя. – А супницу не продадите?

– Двенадцать рублей! – говорит Давтян. Авгученко спрашивает:

– А серебряные ложки не возьмешь?

Катя и ложки купила. Авгученко растрогался, притащил огромный куст алоэ в кастрюле.

– Это тебе бесплатно, – говорит. – От фирмы.

Однажды купили вина и решили идти к Авгученко. Авгученко жил в коммуналке, и его соседка Лера все время скандалила из-за постоянных пьянок. Поэтому он говорит:

– Ладно, пошли ко мне. Только будем пить тихо, а то Лера дома.

Пришли, уселись, стали тихо пить. Оле нужно было отлучиться на полчаса. Когда она вернулась, то застала такую картину: с пластинки орет хор: «Так вперед, за цыганской звездой кочевой!» Все сидят на стульях вокруг стола, топают ногами, хлопают в ладоши и кричат: «На-на-най! На-на-на!..» А на столе, распихивая ногами тарелки с закуской, голый по пояс Авгученко пляшет цыганочку.

Сергей Авгученко и Николай Дубровин нашли на улице спящего человека и решили, что ему плохо.

– Я читал, – сказал Авгученко, – что, чтобы привести человека в чувство, нужно потереть ему уши.

Он наклонился и стал тереть. Человек пришел в чувство, подумал, что Авгученко грабитель, и прокусил ему палец до кости.

Однажды, когда Авгученко лечился от алкоголизма, у Марины на Кировском был праздник. Набрали разнообразных напитков, в том числе одну бутылку коньяка. Спрашиваем Авгученко:

– Ты пить будешь?

– Нет, – говорит он, – я не буду, я же лечусь. Ну, может быть, коньяка немного выпью.

В итоге он всю бутылку сам и выпил.

Я же, напившись, поссорился с Олей и оторвал у ее сумки ремешок. Оля обиделась и утром отправилась с Авгученко к его маме завтракать.

Пришли, Елена Марковна накормила их фаршированными перцами и спрашивает:

– Сережа, ты, надеюсь, вчера не пил?

– Нет, – говорит Авгученко. – Я попробовал немного шампанского, и чего-то стало так противно! Наверное, лечение уже сказывается. Ты не могла бы пришить Оле ремешок к сумке, а то Макс вчера напился и оторвал?

Елена Марковна пошла пришивать, а Оля ему говорит:

– Какая же ты свинья! Зачем было говорить, что это Макс оторвал, да еще напившись?

– Я матери никогда не вру! – сказал Авгученко.

– Что ж ты ей тогда про коньяк не рассказал, раз такой честный?

Авгученко надулся и говорит:

– Это разные вещи!

Однажды я, Давтян и Щебуняев проснулись на Кировском. Деньги накануне кончились, и Давтян сразу позвонил Авгученко. Тот пообещал прийти и через полчаса появился.

– У меня нет денег, – говорит Авгученко, – но мама обещала купить мне брюки и ботинки.

Позвонил он маме и говорит:

– Тут в ЦУМе продаются туфли, «Саламандра»… да… да… двести рублей… сейчас я зайду за деньгами, – и положил трубку.

– Э! – говорит Давтян. – А брюки?

– Мне мать жалко, – сказал Авгученко. – Сейчас все такое дорогое!

ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ ПИПЕНКО

Давтян говорил о Паше Пипенко: «Паша не друг, Паша – родственник». Это правда. В друга Паша вырос из одноклассника: они с Давтяном учились в одном классе. Он не читал книг, не писал стихов, не был художником и богемной личностью. Он был, что называется, «крестьянский сын». Изначально с остальными его роднила любовь к алкогольным напиткам.

Шли годы. Он стал родным и преданным компании. С нами его связывала не духовная близость, а душевная: он был просто хорошим человеком, прибившимся к коллективу. Ему хотелось простых вещей: он строил дом и мечтал жениться. Жалко, что он умер холостым.

Большую часть сознательной жизни он проработал грузчиком на Центральном ростовском рынке и был сильным, как штангист. Его смерть – столь же нелепа, как все смерти: он с другом выпил, но не сильно. Ему стало плохо. Вызвали «скорую». Врачи определили высокое давление, сделали укол. Ночью друг проснулся от того, что в доме выла собака. К тому времени Паша уже остыл. Видимо, ночью он встал, ему опять стало плохо, он упал и головой ударился о радиатор отопительной батареи. И умер. Так и непонятно от чего: от давления или от разбитой головы.

Его могила на кладбище самая пронзительная: аккуратная крестьянская могила с засохшим букетом в нелепой мраморной вазочке. С фотографии улыбается молодой, очень здоровый Паша.

Давтян с Пашей Пипенко сидели в баре в «Балканах», а наверху в ресторане шла свадьба. Давтян говорит:

– Пошли туда. Там все уже пьяные. Родственники невесты подумают, что мы со стороны жениха, а родственники жениха, что мы со стороны невесты.

Так все и вышло. Идет свадьба, все пляшут, за столом свободных мест полно. Сели они, выпили, закусили.

Вдруг танцы заканчиваются, все рассаживаются по местам, тамада берет микрофон:

– А сейчас, дорогие гости, поздравим Танечку и Андрея! Поможем им начать семейную жизнь! – вылезает из-за стола, берет поднос и начинает обходить сидящих. Все по очереди поднимаются, кладут на поднос деньги, желают счастья.

– Блядь! – говорит Давтян. – Рано пришли!

А тамада уже к ним подбирается. Подходит со стороны Паши. Деваться некуда. Паша встает и говорит солидно:

– Мы с Игорьком дарим Танечке и Андрею шифоньер!

Все зааплодировали, а Паша стал обсуждать с мужиками, как лучше перевезти мебель.

СЕРГЕЙ ТИМОФЕЕВ

Вспоминая тех и этих, я вдруг подумал, что из всех нас Тимофеев был самым хорошим человеком. Я имею в виду не таланты, а человеческие качества. С талантами у него все обстояло нормально, но таланты – дело особое, и проблемы, с ними связанные, – отдельные проблемы.

Пьяный Тима ходил по комнатам на четвереньках и хватал за ноги незнакомых девушек. При этом его нежная душа светилась сквозь глумливую ухмылку, как его же пятка сквозь дыру в носке.

Он был открытым, беззащитным и великодушным. И безотказным в общении. Поэтому часто общался с идиотами и неприятными людьми, понимая, что это идиоты и неприятные люди.

Он, разумеется, пил. Мог проснуться, например, в столовой, на раздаточном столе, разбуженный дребезжаньем скользящих мимо подносов с салатами. Или на верхней полке поезда, который мчится в ночи…

Он делал все одновременно – сочинял песни, пел их, писал прозу и холсты. К сожалению, он не успел определиться, и поэтому ничего толком не осталось.

Его застрелили на улице. Просто так, ни за что, у коммерческого киоска под «Московскими