– Горе смерти и сатане, когда увидят, что ты одесную и воспеваешь хвалы.
– С тобой — оружие крестное, вместо ходатайственного писания возьми с собой Крещение, Плоть и Кровь Христовы.
«Прискорбна и многобедственна здешняя жизнь, и там нет мне уврачевания.
– Благость прострет крыла свои и избавит тебя от осуждения, когда предстанешь на испытание Божию Величию.
– Господь наш возвратил к жизни сирого сына вдовицы, и тебя воззовет Он к жизни и воскресит в раю.
– Все роды и поколения сынов человеческих пьют чашу сию, и тебе не должно скорбеть о том.
– О, если бы и нам достигнуть той обители, которой достиг ты, и в том мире увидеть друг друга с открытым лицом!
– Умер и глава пророков Моисей, умер и первосвященник Аарон, умер и Иисус, который останавливал солнце, поэтому не страшись и ты.
– Посрамятся смерть и сатана, когда востребуются у них все роды и поколения сынов человеческих.
– Нетленными изыдут мертвецы из гробов своих, и глас трубы сокрушит затворы шеола.
– Кто внял Ионе, когда умолял он из чрева китова в сердце морском, Тот и тебя воззовет и исхитит из геенны.
– Прекрасно было сожительство твое с нами, вожделенен вид твой, и память твоя не погибнет у тех, которые любили тебя.
Размышление при гробе
Сел я однажды при гробе, в который скоро буду положен, и мысленным оком рассматривал бывшие там мертвые тела.
И видел я там обратившиеся в прах тела, приятные прежде на вид; на прекрасных ланитах стали искаженными все черты. Увидел, что стройно сложенные тела лежат простертыми во прах, распался их образ, согнили их плоти. Увидел там обезображенными прекрасные очертания лиц, лишившихся стройного сочетания, и их перемешавшиеся между собой члены. Увидел, что глаза соделались глубокими скважинами, а красноречивые уста онемели и не имеют уже своего приятного устройства. Увидел, что доброцветность тела исчезла и обратилась в дым, голые кости отделены одна от другой. Увидел тление нашего естества, глубокое его падение и уничижение, и в ужасе дивился тому, как унизил нас сатана.
«И меня постигнет то же самое, — представлял я в уме своем, — и я скоро буду заключен во тьму». Подумал о сем, и полились у меня слезы.
Возвел я взоры на приятный воздух, посмотрел и на обитель шеола и, увидев, что ожидает меня там, с горькими рыданиями стал плакать сам о себе. Представил себе красоту естества и разрушение, какое постигнет его, и в жестокой горести пролил слезы о том, что Адамом причинено нам, сынам его. Представил себе, как люди живут в этом вожделенном мире и потом истлевают во гробе, — и горько возрыдал. Посмотрел на живых на земле и на мертвых во гробе и содрогнулся, смущенный тем, что ожидает человеков.
Сегодня ещё простирают к нам слово на земле, наутро в шеоле безмолвны; сегодня ещё привлекают красотой, наутро обезображены и возбуждают отвращение. Сегодня услаждается благовониями, а наутро плоть его издает смрад; сегодня ходит ещё по земле, а наутро стопы его неподвижны. Сегодня повелевает и высится на земле как бог, а наутро, неподвижный и безмолвный, заключен во тьме среди мертвых.
Славен был Адам в начале, конец же Адамов низок и ненавистен; начало — в раю, а конец — во тьме. Высокий и славный в начале, глубоко унижен стал Адам при конце; начало его — среди деревьев райских, конец же — во мраке шеола.
Вожделенно было первое жилище его, отвратительно и ужасно последнее водворение; первое было на высоте величия, последнее — во прахе земном.
Славна была первая его область, во второй — много было ему трудов; последняя — горька, мрачна, исполнена всякого горя.
О, какой страшный удар! С какой высоты и какое глубокое падение! Из райской обители падает во гроб!
Вместо того, чтобы беседовать с духами и обитать в раю, — отдаем мы плоть свою в добычу моли, и тле, и червю. Вместо первой славы, какой Адам облечен был в Едеме, окружают и точат его во гробе тля и моль.
Эта прекрасная членосоставность, какую в начале образовал Отец, став трупом во гробе, обратилась в гнездилище червей. Из Едемской славы, в какую вознесен был Адам, в шеол низверглись чада его, и тля поедает их плоть.
Такое горькое падение постигло нас за Евин грех; праматерь сама ввергла чад своих в унижение, смерть и тление. Сатана злокозненно через змия обаял Еву, а через нее соблазнил главу нашего рода. И сие-то погубило нас, довело до такого горестного позора!
Вот что действительно видел я, братия, вот о чем размышлял в уме своем, сидя при гробе.
Когда же смотрел я на покоящихся там мертвецов, потекли в уме моем мысли, наводя меня на что-то сокровенное. Увидел и приметил я теперь, возлюбленные, что смерть — образ Божией правды, потому что похищает всех равно. Не стыдится ни царя, ни великого, ни малого, — но поемлет всех вместе, и царя, и бедного, и нищего. Как правда в день воздаяния не смотрит на лица, так и смерть в день кончины не щадит никого. И царя, как и всякого другого, поемлет бедным и обнаженным, и его связывает, как последнего из людей, и его ввергает в шеол, — туда же, где и все. И власть, и величие отъемлет у князей, потому что уже ни величия, ни власти нет у того, кто вошел во врата смерти.
Сгнетает (сдавливает, сгибает) она высокорослых, сильных и гордых, заставляет, наклонясь, входить в тесную дверь гроба, в котором заключает их. Надменных и горделивых вводит и заключает она в жилище мертвых, с угнетенными и несчастными равняет их в шеоле.
