Привязанность

— Слушай. Я сделал их для тебя. Ради твоего удовольствия. Я, знаешь ли, не дрочу на фотки. Мне это ни к чему. Так зачем они мне? Чтобы шантажировать твоего мужа и заставить поднять мне оклад — причем радикально, смею добавить? Ты должна доверять мне, Джин. Думаю, тебе это по силам. Прошлой ночью ты мне доверяла.

Итак, Дэн намеревался распространить свои чары и на второй день. У Джин раскалывалась голова, казалось, ее похмелье накатывается с новой силой. Она определенно ошиблась, позволив ему войти, хотя, конечно, понимала, что к тому времени это уже было сильно продвинутой ошибкой, ошибкой, набравшей большую инерцию. Она взглянула на часы: в Нью-Йорке — почти полночь.

— Дай мне всего пять минут. — И он запустил слайд-шоу ее фотографий, сопровождаемое удивительным саунд-треком: «Адажио» Альбиони[67]. Ей хотелось закричать — Дэн полагает себя художником. Он остановился на изображении ее длинной изогнутой спины.

— И шишки сосен под покровом снежным, — сказал он, указывая на едва угадываемую цепочку ее позвонков.

Как ей объяснить этому эгоманьяку, что ей не нужны ни шишки сосен, ни еще какая-либо поэзия? До чего же он ребячлив с этим своим ожиданием похвалы! Но она ощущала его неуравновешенность. Его невозможно было просто вышвырнуть вон. Скрестив руки, она устроилась на кухонном табурете и отвернулась от экрана. Эта земляника в чашке, как славно их цвета дополняют друг друга, красный и зеленый. И, поскольку он это несомненно замышлял, она вспомнила о его платке, который он держал наготове в кинотеатре, о его галантном жесте, а также о неожиданной аллюзии, связанной с Дездемоной. А потом ей вдруг пришло в голову, что «Отелло» он не читал. Он просто видел ролик с носовым платком, на котором были вышиты ягоды земляники, рекламировавший парфюм под названием «Ревность», — она и сама недавно видела его в аэропорту.

— Ты не возражаешь, если мы немного поговорим о Ширли? — сказала Джин, думая, что все-таки сумеет со всем этим управиться. — Скажи, ты против или нет?

— Давай, не стесняйся, — сказал он, но слайд-шоу тут же остановил. Усевшись на табурет напротив нее, он смотрел ей прямо в глаза, как будто открытость лица означала и открытость мыслей.

— Ты что, в самом деле не видишь в ваших отношениях неравенства? — начала она, обескураженная его откровенно не раскаивающимся взглядом. — Она не свободна. Ты — ее босс. — И тут случилось нечто странное. Она искала в себе эту часть — часть, которая осуждала бы, — а ее нигде не было. — Это как студенты и преподаватели, — продолжила она дребезжащим голосом. — Как проститутки и их клиенты. Ты ей платишь. Не морочь сам себе голову насчет «взаимного согласия между взрослыми людьми». Это тебе не ровное поле.

— По правде сказать, вряд ли мы вообще платим своим практиканткам. Такие уж порядки у Хаббарда. Так оно лучше?

Джин улыбнулась, но сказала:

— Нет, ничуть. Дело в балансе власти, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Ну, в такого рода вещах речь всегда идет о балансе власти, не так ли? О том, как он меняется. Это всех нас интересует, верно? У Ширли есть своя власть. И у тебя — тоже. В одной области или в другой.

Дэн съел пригоршню земляники. Затем, оглядевшись вокруг в поисках чего-нибудь более существенного, потянулся за бананом и съел его, а за ним последовал большой ломоть, вырванный из батона.

— Умираю от голода. Ты не против? — спросил он, методично совершая круговые жевательные движения, словно водоворот, поглощающий мусор. Джин, помотав головой, просто ждала, чувствуя, что тот находится как посредине укуса, так и посредине предложения. Он все еще глотал, когда заговорил дальше.

— Почему ты не можешь принять, что Ширли это нравится? Тебя ведь не дурной вкус оскорбляет. Я имею в виду, мы понимаем друг друга? Ты станешь втемяшивать мне, что в детстве ей недоставало любви, но я вот что тебе скажу: это просто девчонка, которой все время надо держать что-нибудь во рту. И какой от этого вред? Благодаря этому вращается мир. Ты, конечно, не полностью обманываешься, миссис Х.

Его язык скользил поверх зубов — значительная выпуклость передвигалась под его губой. Она покраснела и продолжала краснеть. Но не отступалась.

— Между тобой и мной дело другое. Я имею в виду, я старше тебя. Ты работаешь на моего мужа. Я сама зарабатываю себе на жизнь. Конечно, ты свободнее. Во всех отношениях. Но я богаче. — И умнее, подумала она про себя. — Паритет, вот о чем речь. — Она не испытывала уверенности, что хочет привлекать подобные сравнения, — а если она так уж умна, то что Дэн Мэннинг делает у нее на кухне? — А все остальные практикантки?

— С остальными — ничего. Ни с единой. Или — ничего в последнее время. Поверь, у большинства из них имеются куда более перспективные бой-френды. Партнеры хеджевых фондов[68] с летними автомобилями… Не могла бы ты мне объяснить, поскольку являешься и владелицей, и верховной жрицей женской души — не говоря уж о мужской душе, хотя за это сейчас очков не накидывается, — почему автомобиль с откидным верхом всегда повышает половое влечение у женщин?

— По правде сказать, женщины ненавидят автомобили с откидным верхом. Они портят им прически.

Но он ее даже не слушал.

— Так, посмотрим, практикантки… Помимо Ширли, у нас есть Сарин, которая, к несчастью, замужем, и Лесли. Которая, по-моему, та еще штучка.

— Тогда и не настаивай на каком-то принципе.

— Мой принцип — это принцип радости, если это может быть принципом. И регулярные проверки здоровья. Да, нести людям радость, включая, время от времени, и присутствующего здесь старину Берта. Берт? — громко сказал он, обращаясь к своему выпирающему паху. — Хороший вы народ! По правде сказать, до недавнего времени даже у меня была настоящая подружка. Как ты, должно быть, уяснила.

Он вздохнул в память о ней.

— Что же с ней случилось? — Сама она там временем думала: что случилось со мной? Почему он думает, что она уяснила что-то о его любовной жизни, помимо того сегмента, в котором участвовала сама? Ей надо выставить его отсюда.

— Думал, ты так и не спросишь. Она вернулась в Бразилию. Нам было весело, понимаешь? Но в конце концов оказалось, что она не путешествовала по-настоящему, если ты понимаешь, что я имею в виду. Из бедной деревушки возле Оуро-Прето. Можно взять девушку из деревни… но ты, ты — это тайна. Ты в самом деле невинна. Но при этом ты так восхитительно игрива, так бесстрашна — неотразимое сочетание, если можно так сказать.

Была ли она такой уж бесстрашной? Она почувствовала, что краска заливает ей горло, и посмотрела на часы: пора. Она поднялась, надеясь, что он поймет, в чем дело. И он тоже встал.

— Так ты их на этой штуковине смотрела? — сказал он, оглядывая цифровую камеру Марка и покачивая головой. — Какая жалость. — Он включил камеру, чтобы увидеть, докуда она добралась. — Все ясно, ты оставила это на десерт. Ты поняла, что это маленький фильм?

Нет, она не поняла.

— Может, хочешь его посмотреть, прежде чем я покажу тебе безупречный шедевр, который монтировал все это утро?

— Да не очень-то.

— А, давай. Он и минуты не продлится. — Рассмеявшись, он повернулся к своему компьютеру, отыскивая нужный файл. — Такой короткий, просто совестно. Посмотрим, как он тебе понравится.

Дэн неподвижно смотрел на экран, как будто показывая своим подчиненным макет рекламного ролика, меж тем как перед ними на полной громкости выступала Ширли, с шумом сосущая его член. По крайней мере, она предполагала, что это был член Дэна. Джин была испугана и впечатлена — как ни смешно, но спокойное прилежание и откровенная энергичность Ширли заставили ее вспомнить рефрен из