что произошло, никакого участия. Мне казалось, что спинномозговая анестезия подавила саму мою сущность как женщины, дающей начало новой жизни. Я была пассивным свидетелем, беспомощно наблюдавшим за рождением собственного ребенка.
Когда я поняла, что владею верхней половиной тела, то приподнялась на локтях и посмотрела на крошечный живой комочек, издававший слабые звуки. Медсестра положила ребенка в плетеную кроватку и подвезла поближе, «чтобы он посмотрел на свою маму». Я взглянула в лицо сына и увидела огромный нос, заостренную голову и большой, широко раскрытый в крике рот. Затем его почти сразу же забрали от меня, чтобы обмыть и завернуть в пеленки, и только после этого мне позволили несколько минут подержать сына, прежде чем снова увезти. Врач позвонил в приемную и передал мне трубку, чтобы я сообщила Биллу радостную новость. Мы с Биллом увиделись после того, как меня перевели в послеродовую палату. Сюда же прикатили кроватку, и Биллу было «позволено» взглянуть на нашего сына. Несколько часов я провела в одиночестве, не чувствуя нижней половины тела и пытаясь осознать, что со мной произошло. Умом я понимала, что родила ребенка, но совсем не ощущала этого. Кроме того, я чувствовала себя разлученной с ребенком. Меня лишили тех важных минут сразу после рождения малыша, когда формируется связь матери и новорожденного. Гормоны бурлили у меня в крови, но я была беспомощна и разлучена с сыном. Мне не только не дали почувствовать, что значит родить ребенка, но и лишили заслуженной награды. В следующий раз я увидела Джима через окошко детской палаты, когда меня переводили на другой этаж. Мне кажется, что все произошедшее являлось олицетворением бездушного, механистического и негуманного отношения к родам, преобладавшего в шестидесятые годы. Я приняла твердое решение, что с моим следующим ребенком все будет по-другому. Два года спустя на свет появился Боб — в военно-морском госпитале в Беиседе, где врач ничего не имел против моего желания родить ребенка без применения медикаментозных средств. В этом лечебном учреждении отцов пускали в палату к роженице, но не позволяли присутствовать при появлении ребенка на свет. Роды начались в 6.45 утра серией схваток, которые постепенно усиливались — пока не стали повторяться через каждые пять минут и не достигли длительности шестьдесят секунд. Однако к 8.00 схватки ослабли. Я решила лечь и сконцентрироваться на процессе родов, пока Билл не ушел на работу. Схватки усилились, и тогда мы быстро оделись, собрали необходимые вещи и поехали в госпиталь. В 9.00 я уже лежала в родильной палате, но раскрытие шейки матки составляло всего 3 сантиметра. Одно это уже отличало мои вторые роды от первых. После клизмы схватки следовали с интервалом две минуты и продолжались не менее семидесяти секунд. Следующие полчаса Билл помогал мне расслабиться и сконцентрироваться на каждой схватке. Я была рада, что он со мной. Примерно к 10.00 я почувствовала давление и поэтому попросила, чтобы меня осмотрели еще раз; раскрытие шейки матки составляло 8 сантиметров. Вскоре наступила последняя стадия родов, и пока я тяжело дышала и отдувалась, стараясь не тужиться, мне привязали ноги ремнями и ввели в вену иглу капельницы (стандартная для того времени процедура). Схватки были очень сильными — гораздо болезненнее, чем когда я рожала Джима. Звуки, которые я издавала, соответствовали остроте ощущений. Перед тем как вскрыть плодный пузырь, врач еще раз спросил меня, по-прежнему ли я хочу отказаться от спинномозговой анестезии. Я подтвердила свое намерение, подумав про себя: «Худшее уже позади. Нужно лишь тужиться, и все будет хорошо». Врач определил заднюю позицию ребенка, затылком к моему крестцу (именно этим объяснялись такие сильные ощущения), и поэтому мне сделали местную анестезию, чтобы врач мог воспользоваться щипцами. Переждав две схватки, доктор ввел щипцы и повернул головку ребенка, изменив заднюю позицию плода на переднюю, наиболее благоприятную для прохождения по родовым путям. Однако ему не понадобились щипцы, чтобы извлечь ребенка — очередное усилие, и я почувствовала, как головка ребенка проходит через влагалище и выходит наружу. Какое облегчение! Еще одна потуга, и показались плечики малыша, а затем я увидела две маленькие ножки и ручку. Даже несмотря на сильную боль во время этих родов с задним положением ребенка, я помню, что получила неизмеримо большее удовлетворение — я в полной мере ощутила, что такое рожать ребенка, и чувствовала, что смогу использовать приобретенный опыт для установления контакта с этим малышом. Мои руки оставались привязанными (еще одна абсолютно лишняя стандартная процедура), и я не могла сразу же прикоснуться к Бобу, но все равно ощущала более сильную связь с ребенком, чем это было в случае с Джимом. Ощущения, которые я испытала, рожая Боба, были настолько сильными и так потрясли меня, что в течение нескольких дней я повторяла: «Больше никогда в жизни». Много лет спустя, когда я училась на инструктора по родам, я наконец поняла, что дали мне эти роды без применения анестезии. Задняя позиция плода стало причиной сильнейшей боли в спине, но по этой же причине роды прошли очень быстро. Врач, предлагавший спинномозговую анестезию, чтобы «помочь» мне избавиться от боли, мог лишить меня самого ценного в жизни опыта — первых родов в полном сознании и со всей полнотой ощущений. Этот опыт я не променяла бы и на миллион долларов. Теперь я знаю, что страдала сильнее, чем это было необходимо, — существует множество разумных заменителей спинномозговой анестезии и поворота плода при помощи щипцов, которые обеспечили бы мне гораздо больший комфорт. Конечно, щипцы ускоряют вторую стадию родов, но в конечном итоге я поняла, что правильнее сохранять вертикальное положение тела и подвижность, чтобы позволить процессу родов развиваться естественным путем. Я была поражена невероятной разницей между двумя родами, а также моими ощущениями. Я планировала, что когда-нибудь стану инструктором по родовспоможению, и шесть лет спустя мое желание исполнилось. Я проходила обучение этой профессии, и одновременно мы с Биллом посещали курсы для молодых родителей, готовясь к появлению на свет нашего третьего ребенка. Мы жили в Канаде, в городе Торонто, и к этому времени отношение к родам изменилось. Супружеские пары стали более информированными, и врачи с готовностью прислушивались к пожеланиям «пациентов». Женщины больше не хотели мириться с ролью пациентки — как бы то ни было, а беременность — это не болезнь. Из трех моих родов в больнице эти были ближе всего к идеальным. Биллу разрешили быть рядом со мной до самого конца, и теперь мы знали о том, как важно сразу же покормить малыша и не разлучать его с матерью. Роды начались в полночь с разрыва плодного пузыря, после чего последовали сильные и длительные схватки, которые постепенно учащались. В больницу мы поехали в 12.45 дня, и большую часть времени, проведенного в предродовой палате, заняло бритье лобка и заполнение анкеты — раздражающие и отвлекающие процедуры, поскольку единственное, чего я хотела, это сосредоточиться на схватках. Не успела я расслабиться и почувствовать, что справляюсь со схватками, как, к своему величайшему удивлению, ощутила необходимость тужиться. Меня тут же осмотрели, и выяснилось, что раскрытие шейки матки составляет 5 сантиметров, причем процесс продвигался «очень быстро». Следующие несколько схваток были очень сильными, желание тужиться все усиливалось, и поэтому мы поспешили в родильную палату. Я так сконцентрировалась на дыхании, чтобы удержаться от потуг, что даже не замечала Билла, пока не оказалась на родильном столе. Самой тяжелой частью родов оказалась дорога из дома в больницу, затем перемещение из предродовой палаты в родильную, а также неприятные и отвлекающие процедуры. Было бы гораздо комфортнее устроиться в уютном гнездышке — чтобы тебя не торопили и к тебе не приставали. Как только мои ноги привязали ремнями и приказали тужиться, я испытала огромное облегчение. В этот момент ко мне подошел врач и предложил вдохнуть какой-то газ, который «снимет 70 процентов боли». Я была слишком занята и просто не обратила на него внимания. Слава богу, рядом был Билл, который объяснил, что я не нуждаюсь в помощи. Мы хотели избежать эпизиотомии, но в последний момент врач решил прибегнуть к этой процедуре. Еще одно усилие, и я почувствовала, как прорезывается головка ребенка. Мне сказали, чтобы я перестала тужиться, а Билл взял меня за руку, взволнованно глядя на голову своего ребенка, — ведь он не присутствовал при двух первых родах. Он помог мне приподняться, чтобы я тоже посмотрела. Одну или две минуты я отдыхала, и мы вместе наслаждались видом ребенка, еще наполовину спрятанного в моем теле. Эти прекрасные мгновения мы никогда не забудем, хотя осознать их значение смогли гораздо позже. Тогда мы лишь с благоговейным трепетом смотрели на нашего сына. Мое следующее усилие, в 1.25 дня, было самым эффективным — показалось одно плечико, затем другое, и вот уже бело-голубое тельце новорожденного поднято на всеобщее обозрение. «Привет, Питер», — сказала я, и сына положили мне на живот, обернули зеленым полотенцем, а его красное личико повернулось к моему лицу. Мы с Биллом расслабились и с восхищением смотрели на сына. В этот момент мы осознали, как важно для отца
