Тем не менее кто-то в отделе регистрации заметил меня, так как телефон зазвонил до того, как я успела наполнить ванну. В трубке я услышала голос Ашока.
– Я в больнице с Мирандой, – сообщил он. – У нее начались роды. Преждевременные. Врачи говорят, что сейчас она в безопасности. Однако еще несколько часов назад ситуация была значительно серьезнее.
– Что же случилось? Что с ребенком?
– Вот именно. Ребенок все еще остается под вопросом. Мне кажется, тебе следует приехать сюда как можно скорее. Сестра не переставая зовет тебя и... – Несколько мгновений он молчал, прежде чем решился закончить предложение: – ...в ее квартире была заложена бомба.
– В квартире Миранды?!
У меня было такое ощущение, словно он ударил меня ногой в низ живота.
– Посылку, адресованную тебе, принесли вчера около часа дня. Швейцара не было, но один из садовников заметил мужчину с пакетом. К счастью, бомба оказалась плохого качества. Дверь, должно быть, открыл Таскер и принял на себя главную силу взрыва. Он сейчас находится в коме. Твоя сестра, конечно, не может членораздельно рассказать о происшедшем.
В час дня. В час дня я уже ехала от Калеба на студию Проспера.
– Но почему из больницы позвонили именно тебе?
– Естественно, вначале они попытались связаться с Проспером, но не смогли его нигде найти. Они послали кого-то на студию в Сонавлу, но охранник сказал, что студия уже закрыта, а Проспер поехал в Бомбей с другими членами съемочной группы. После этого они позвонили тебе, Розалинда. Миранда смогла сообщить им твои координаты. И когда они не нашли тебя в отеле, портье дал им мой номер телефона. Потому что в течение нескольких последних дней я очень часто тебе звонил. С тех пор как мне дали знать о происшедшем, я звоню тебе через каждый час. Где ты была?
– Приносила жертвы нага, – ответила я. – А как все это воспринял Проспер? Я полагаю, ему уже сообщили.
– Еще нет. В его офисе в Бомбее нам сказали, что вчера он поехал прямо на Элефанту, чтобы начать подготовку к последним съемочным дням, которые должны проходить там. Наверное, из-за бури ему пришлось там остаться.
Ашок сообщил мне название больницы и номер палаты Миранды.
– Что?
– Будь осторожна. Швейцар сказал, что он принял тебя за Миранду, когда ты вчера утром выходила от них. Он сказал, что на тебе была ее одежда. А здешние врачи говорят, что она не должна была уходить из больницы. Скорее всего тот, кто послал бомбу, думал, что ты все еще у них в квартире. Они ведь могут попытаться исправить свою ошибку... Я ведь звонил и Мистри, когда искал тебя. Он сказал мне, что не имеет ни малейшего представления о том, куда ты направилась после того, как ушла с его студии.
– Он так и сказал?
– Да, так и сказал. Но люди видели, что ты поехала в одной из его машин. Один человек узнал эту машину. Это был белый «мерседес» с разбитым ветровым стеклом со стороны водителя.
– Я выхожу прямо сейчас.
Посылка, адресованная мне. Только один человек мог быть уверен в том, что я надежно заперта в квартире Шармы. И этим человеком был Проспер. Калеб тоже прекрасно знал, где я нахожусь.
Улицы были до отказа забиты машинами. Настоящее путешествие по аду. Бесчисленные нищие, грязь, шум, вонь. Я продолжала повторять про себя слова Аша: «Швейцар принял тебя за Миранду». И молила судьбу, чтобы она помогла моей сестре.
5
Ашок ждал меня у входа в родильное отделение, где лежала Миранда.
– Розалинда, – сказал он, – твоя сестра родила ребенка. Он немного маловат, но, кажется, вполне здоров. С Мирандой тоже все более или менее в порядке. Правда, она очень слаба и часто теряет сознание. Ей нужно отдохнуть, но, наверное, было бы неплохо, если бы вначале она увидела тебя.
Ашок провел меня в ее отдельную палату. Лицо Миранды белее простыни, накрывавшей ее живот. Я всматривалась в заострившиеся черты, и вдруг она открыла глаза.
– С возвращением, – сказала я, садясь рядом с сестрой. – Ты нас страшно напугала.
Розовато-лиловые веки слегка дрогнули. Я взяла ее руку и нежно погладила. Над глазом приклеен пластырь, на щеке лиловеет синяк. Ее губы задвигались, и она простонала что-то, я не смогла разобрать что.
– Я здесь, Миранда. Это я, Розалинда. Я здесь.
Ее ресницы дрогнули, но было ясно, что Миранда не узнала меня. Снова пробормотала что-то. И я сжала ее руку. Наши взгляды встретились. И все же она продолжала смотреть как будто сквозь меня. Попыталась что-то произнести. Я коснулась рукой синяка на ее лице, но оно мгновенно исказилось от боли так, что мне сразу же пришлось отдернуть руку.
– Мне очень, очень жаль, Миранда.
Слова хора в трагедии моего визита в Бомбей.
Я вновь взяла ее за руку и почувствовала легкое щекотание ее пальцев на своей ладони, чем-то напоминающее прикосновение крошечной мушки. Но я поняла, что она хочет сказать этим прикосновением.
– О'кей, Миранда, да, со мной все о'кей. Я в порядке. И с ребенком все в порядке. Со всеми все в порядке.
Она улыбнулась, нежным движением сжала мою руку и закрыла глаза, снова на какое-то время уйдя от меня в мир грез. Я ждала, пока она вернется ко мне.
– Ты знаешь, кто это сделал, Миранда? – Я вновь почувствовала легкое движение ее пальцев. – Я так и думала. – Провела кончиком пальца по ее носу. Очертания почти в точности повторяют очертания моего. – Спи, ни о чем не волнуйся.
Примерно через час появилась сиделка и сказала, что, по ее мнению, миссис Шарма следовало бы отдохнуть. Когда я вышла из палаты, мне навстречу со скамейки поднялся Ашок. Оказывается, он все это время сидел, ждал меня. В руке он держал аккуратно сложенный плащ марки «Барберри». Такой, в котором частенько щеголял на экране в «черных детективах» в роли частного сыщика Роберт Мичем. Плащ, который не позволил бы себе надеть ни один англичанин.
– Твоей сестре что-нибудь известно о том, кто мог это сделать? – спросил Ашок.
– Она ничего мне об этом не сказала.
Ей и не нужно ничего говорить. Мы снова были двумя детьми, плывущими под водой.
– Ты уверена? Нам могла бы помочь ее информация.
– Нам? – Я пристально посмотрела ему в глаза, и он не выдержал моего взгляда – опустил голову. – Проспер и его дружки – вот кто был совершенно уверен, что я у него в квартире, Аш.
Несколько мгновений он разглаживал свой плащ, внимательно рассматривая этикетку на нем.
– Давай немного прогуляемся, Розалинда. Нам нужно поговорить. Наедине.
Мы вышли в садик рядом с больницей. Любой, кто увидел бы нас в эту минуту, решил, наверное, что мы совсем недавно познакомились. Однако первые мои слова больше походили на прощание:
– Все кончено, Ашок. Наконец-то мне удалось составить это несложное уравнение, сложить два и два и получить в результате неизбежную сумму: «Фонд Тилака». Группа очень близких по духу людей, объединенных общей целью: окончательно разворовать все, что еще осталось от Индии, и продать тому, кто предложит наибольшую сумму.
Он резко повернулся ко мне лицом.
– На самом деле все не так, Розалинда.
– Позволь мне сказать все, что я по этому поводу думаю.
