семи часов утра.
Я наскоро побрился, сменил исподнее и бросил и лакированный сундук вчерашнее белье. Я надел легкий костюм и вышел. Позавтракал я в кафе. Торопиться было некуда. Надо было как-то убить целый день, прежде чем заступить на работу у Ника.
Я вошел в телефонную будку и позвонил Шейле.
— Алло?
Голос ее был встревоженным.
— Алло, это Дан, — сказал я. — Доброе утро.
— Ты не завтракал?
— Мне надо было выйти, — объяснил я. — По тому делу, о котором я говорил тебе вчера вечером.
Она не ответила, и я покрылся холодным потом, испугавшись, что она сейчас повесит трубку.
— Ах да! — сказала она наконец. — Припоминаю.
Она произнесла это ледяным тоном.
— Я не вернусь, — сказал я. — Пойду прямо Нику. Много кого надо повидать нынче утром.
Тут она повесила трубку. Ну, ладно. Я тоже повесил трубку и вышел из будки.
Не так-то просто убить время до пяти часов вечера.
Можно погулять, сходить в кино.
Поискать квартиру.
При этой мысли я усмехнулся. Но не очень-то весело. Еще одно смешное напоминание, словно покалывание живой раны, но такой пустяковой, что стыдно придавать ей значение.
Я пытался не думать о том, что так сильно меня мучило. Настолько сильно, что мне, словно человеку, пережившему настоящую катастрофу, удалось отдалиться от этих мыслей, прогнать их, как будто мне почти все равно.
Вначале я боялся Ричарда. Я рисковал все потереть: мое положение, жену, сына — всю мою жизнь. Я провел несколько дней в страхе и попытался сделать все, что мог. А потом я решил бросить ему вызов, встретить брата лицом к лицу.
Вот и встретил. Только, как назло, он был не один. Вместе с ним я встретился и с самой сокровенной глубиной своей души. Да, теперь я боялся себя самого. Опасность исходила из моего собственного тела, восставшего против своего хозяина, движимого инстинктом, который я отказывался признать.
Пускай Ричард выдаст меня, и я потеряю свое положение, жену, сына. Пускай. Но если я останусь самим собой, есть шанс все вернуть обратно.
Но если плоть моя предаст меня, то не останется ничего.
Я обернулся на какую-то девку, слишком хорошо одетую для этого квартала, да тем более в столь ранний час. Светило солнце. Я еще жил. Я подумал о Шеиле.
Я еще жил, но стал импотентом.
Я вошел в какой-то бар. Бармен был в одной рубашке, опоясанный белым передником. Он вытирал стойку замызганной тряпкой. По кафельному полу были разбросаны опилки.
— Виски! — сказал я. Он молча обслужил меня.
— Чудный денек, — сказал я, — Чего там новенького про матч?
— Ничего особенного не слышал, — сказал он. — Знаю лишь то, что и все.
— С Бобом Уитни никакого риска.
— Он их всех уделает, — сказал бармен. Не больно-то он болтлив.
— Чем бы таким в этом городе заняться в восемь часов утра? — спросил я.
— Ничем, — ответил бармен. — Разве что пойти работать.
— Мне до пяти нечего делать, — сказал я и залпом опрокинул стакан.
Да, нелады у меня со спиртным.
Лестница за стойкой вела на второй этаж. Оттуда доносилась возня половых щеток, веников и ведер. Уборка. Я поднял взгляд и увидел черно-белый ситцевый халат толстой негритянки, стоящей на последней ступеньке. Ее необъятный зад ритмично колыхался.
— Еше виски, — сказал я бармену. Чем заняться в восемь утра? Я увидел музыкальный ящик.
— Что там за музыка? — спросил я.
— Не знаю.
Он меня так обескуражил, что я решил дальше не иастаивать.
— Сколько с меня?
— Доллар, — сказал он.
Я расплатился и вышел. Дошагал до ближайшей станции метро, купил газету и стал ждать поезда. Набито было до отказа. Но так я себя чувствовал менее одиноким. И все куда-то ехали. Все что-то собой представляли. А я ехал никуда, я был на границе двух рас, и обе они были готовы оттолкнуть меня, В газете читать было нечего. Выходя, я оставил ее в вагоне.
Вышел я недалеко от Гарлема, как бы случайно.
Я вошел в первую попавшуюся прачечную-чистку.
— Добрый день, — сказал я.
— Добрый день, сэр.
Их было двое: еврей и его помощник. Я разделся в кабинке и стал ждать, пока мои брюки будут готовы. Я силой заставлял себя сидеть там. Но так хоть убью с полчаса. А что еще придумать? Башмаки почистить? Пять минут.
Пойти перекусить? Тоже недолго.
Девку. Белую девку. Чтобы знать наверняка. Чтобы попробовать.
Теперь я был весь в нетерпении.
— Пошевеливайтесь, — крикнул я хозяину лавки. — У меня свидание с Бетти Хаттон, актрисой.
— Я вам дам немного льда, чтобы освежиться, — ответил он в том же тоне. — Сейчас будет все готово. Но не пораньте ее: ваши брюки режут, что твоя бритва.
— Сяду ей на колени, — сказал я.
— Сзади тоже режет, — сказал хозяин.
Я не стал продолжать. Этот тип был полной противоположностью бармену, уж слишком трепется. Я продолжал ждать, думая ни о чем. Ни о чем. кроме как о белой девке.
Я знал, где такую найти. Одна из тех, что шьются у Ника, хила совсем рядом. Я подвозил ее домой в среднем раз в неделю. Настоящее золотое дно, эта девка. Везет же Нику. Но я все же минут пять провел у чистильщика.
IX
Она сама мне открыла дверь, протирая глаза.
— Привет! — сказал я ей. — Одна?
— За кого ты меня принимаешь.
— За подружку, — сказал я. — Войти можно?
— Конечно.
— Не мешаю?
— Одеваться я могу и перед тобой, — сказала она, — не правда ли?
— Э! — сказал я, — не спеши одеваться.
Она посмотрела на меня, прищурив глаза, и откинула назад закрывавшую лицо челку.
— Чего тебе понадобилось? — сказала она. — Первый раз вижу тебя здесь так рано.
Я положил шляпу на стол и сел рядом с ней.
— А ты ничего, — сказал я.
— Сама знаю, какая я. Тоже мне новость.
— Вполне ничего, — сказал я.
— Странный ты сегодня. Дан.
— Недовольна? — сказал я.
— Чем недовольна?
— Ну, что я пришел…
— Ты лучше скажи, зачем пришел.
