— Давай-ка драть отсюда.
— Погоди.
Джим принялся разгребать сосновые иголки на земле и наконец нашел камушек подходящего размера. Видя, как он поднимает его, я встал и помчался прочь. Я пробежал ярдов сто, когда услышал звук бьющегося стекла, а потом — топот Джима позади меня. Мы не останавливались, пока не добрались до ручья за домом Халловеев.
— Дай-ка мне посмотреть улику, — сказал Джим, тяжело дыша.
Я вытащил из кармана комок оранжевой оберточной бумаги.
— Салфетка? Сопли утирать? — спросил Джим.
— Нет, — ответил я и развернул бумажку. Внутри оказалась черная ленточка.
— Инжирный, — сказал Джим. — Это его угощения на Хеллоуин.
Я кивнул.
— Ну и как тебе такой бросочек? — засмеялся Джим. — Прямиком в окно второго этажа?
Я перепрыгнул через ручей.
— Теперь он будет знать, что мы у него побывали, — сказал я.
— Он знает о нас еще меньше, чем мы о нем, — возразил Джим, перескочил через ручей, и мы побежали дальше.
За обедом мама сообщила, что полиция не будет считать Бориса пропавшим еще как минимум неделю. Потом она рассказала, как Борис оставил свою семью и бежал от коммунизма.
— Весь этот путь он проделал, чтобы стать уборщиком в школе Ист-Лейка. — И мама рассмеялась.
Не успела она произнести последнее слово, как мы услышали вой полицейских сирен на улице. Джим первым сорвался с места, но все остальные — мама, Мэри и я — успели подбежать к окну, чтобы увидеть три полицейские машины, пронесшиеся мимо нашего дома. Мы все — даже мама — пошли надевать куртки и ботинки.
Мама запретила нам отходить от нее, и мы держались вместе. На улице потеплело. Тучи рассеялись, и вышла луна. Кто-то из соседей опередил нас, а кто-то еще только выходил из своих дверей. Мы увидели мистера Манджини, мистера и миссис Хаккет, женщину, которую мама называла Дайамонд Лил, и старых усталых Бишопов, а между ними — Регги, который выстреливал по сто слов в секунду.
Джим, который шел за мной, наклонился и сказал:
— Может, они нашли тело Бориса.
Я кивнул, а Мэри оглянулась и поднесла палец ко рту.
Действие явно разворачивалось в Ист-Лейке. Миновав дом миссис Хомретц, мы увидели, как полицейские машины с мигающими красными огнями въезжают на одно из полей между школой и лесом. Дальнейший путь толпе соседей преградил полицейский. Мы присоединились к зевакам. Мистер Мейсон, сухонький человек в больших очках, похожий на выросшего Генри, сказал маме, что Тони Калфано перебил все окна в школе из духового ружья. От других мы узнали еще кое-какие подробности происшествия. Мистер Фелина сказал:
— Он явно переходил от одного окна к другому и палил из своего ружья.
Джим схватил меня, и мы просочились на передний край. За полем повсюду виднелись разбитые стекла, в которых отражалась луна. Кое-где в окнах стекол не осталось вообще, а в других торчали обломки, напоминая о замерзших глазах мистера Барзиты. Полицейский, который не пускал нас, рассказал все, что знал сам. Мы внимательно слушали. Оказывается, когда полиция приехала на место, подозреваемый все еще находился там.
— Его посадили сзади в патрульную машину, — сообщил полицейский. — Его ружье у нас.
Тут подъехал Клири, припарковался на автобусном развороте и вышел из машины. В помятом костюме он подошел — медленно и на прямых ногах, как лунатик, — к тому месту, где сгрудились все мы.
— Прошу вас разойтись по домам, — произнес он и даже отпустил свое горло, чтобы поднять вверх обе руки. — Идите по домам и сообщите соседям, что завтра занятий в школе не будет.
Родители приказали своим чадам, которые были в толпе, не визжать. Мы с Джимом, улыбнувшись, переглянулись.
— Тебе завтра не надо в школу, — сказал он. — Тони Калфано — мой новый герой. — Джим сделал вид, будто стреляет из ружья от бедра. — Мне нужно в моей школе устроить то же самое.
— Занятия отменяются, — объявила Мэри, когда мы возвращались домой. Рядом с нами никого не было, но мама понизила голос.
— На ремонт пойдут денежки с наших налогов, — сердито сказала она. — Кто дал этому идиоту ружье?
Мы улеглись спать. Я уже довольно долго пролежал в кровати, когда в дверь постучал Джим, вошел и сел в ногах моей кровати. Из коридора падал свет.
— Как ты думаешь, может, это месть мистера Уайта за то, что я разбил ему окно?
— Что-что? — переспросил я.
— То, что случилось в Ист-Лейке. Может, мистер Уайт вселился в Тони и приказал ему разбить окна?
— Он обладает сверхъестественной силой.
— Да-да, — подтвердил Джим. — Дело принимает серьезный оборот.
— А Борис мертв?
— Вот что я думаю. Мистер Уайт убил его, засунул в его же машину и отвез по льду залива подальше от берега. Лед растает, треснет — и Борис с машиной исчезнут навсегда.
— Может быть.
Вот так
День клонился к вечеру, дождь хлестал как из ведра. Мы с Мэри в подвале разглядывали Драный город. Джим еще не вернулся из школы. Мэри сказала, чтобы я сел на стул Джима.
— Ты должен выбрать кого-нибудь и внимательно его разглядывать, — объяснила она.
— Кого?
— Кого хочешь.
— Тогда мистера Конрада.
Мэри встала рядом со стулом, наклонилась и принялась нашептывать числа мне в ухо. Числа нанизывались одно на другое, и эта числовая лента удерживала на месте мою голову. Они текли струями, потом потоками, а потом я перестал их замечать. Заметил я только, что с макушки мистера Конрада отвалился и упал кусочек глины. Уши его чуть обвисли, а спина немного сгорбилась. Мистер Конрад стоял перед своим домом и смотрел на другую сторону улицы — на участок Хайесов. Тут все было картонное и глиняное, но по краям что-то двигалось. Я видел газоны, дом с желтой дверью по другую сторону улицы, видел кусты перед ним. Мое внимание привлек цвет двери, а потом я услышал, как Мэри сказала: «Равняется», — и на долю секунды я оказался в спальне, и миссис Хайес голая курила в кровати, раскинув ноги. Я моргнул — и она исчезла в дыре внутри глиняной головы мистера Конрада, стоявшего перед своим картонным домом.
— Вот так, — сказала Мэри.
Когда она ушла в свою классную комнату и там начался урок, я заметил, что Бориса больше нет на канализационной трубе — теперь он лежал на старом журнальном столике, между трубой и Драным городом.
Я не знал, отчего у меня болит голова: то ли виновата была Мэри, то ли мои мозги не могли все это переварить. В полпятого по телику показывали «Мотру»:[54] про двух крохотных близнецов, которые жили в птичьей клетке и пели, как антенна над моей комнатой. Я заснул, когда гусеница Мотры плыла по океану, и один раз проснулся — когда у нее уже были крылья и она
