количестве. Последним пришел мистер Фарли с бутылкой виски и бумажными стаканчиками.
Я сидел на земле рядом с отцом, а Джим — на своем собственном стуле. Мистер Конрад предложил отцу пива. «Спасибо», — сказал тот, и мистер Конрад рассмеялся. Мистер Фарли стал разливать виски по стаканчикам и раздавать их. Почти все курили, у Курдмейера была трубка. Когда все получили по стаканчику, мистер Мейсон поднял свой и провозгласил:
— За ночной дозор.
Они выпили, и мистер Курдмейер спросил:
— А где Хайес? Ведь это его дочь была, а?
— Не знаю, — Мистер Мейсон покачал головой. — Это жена заставила меня все организовать.
Мужчины хохотнули — тихо, чуть ли не смущенно.
— Я попросил своих ребятишек устроить растяжки во всех дворах, кроме этого. Две палки, а между ними леска и жестянка с камушками внутри. Если мы их услышим, то должны бежать со всех ног и схватить этого любопытного мерзавца.
Я представил себе, как Генри и жуткие толстушки громыхают банками из-под колы.
— Бежать? Еще пара стаканчиков, и мы не побежим, а поползем, — заметил Фарли.
— Выпивка на свежем воздухе, — сказал отец. — Совсем неплохой план.
— Если мы кого услышим, — сказал Мейсон, — вы, ребята, за ним побежите?
— Конечно, я надаю им поджопников, — заверил его мистер Конрад и через секунду расплылся в ухмылке.
— Посмотрим, как оно пойдет, — сказал отец, и после этого разговор зашел о погоде и о деньгах.
Наполнялись стаканчики. Зажигались и гасились сигареты, время от времени звучали бранные слова. Смех был каким-то далеким, словно то, над чем смеялись мужчины, они помнили лучше, чем сказанное только что. Спустилась темнота, и в воздухе стало прохладнее.
Мистер Фарли принялся рассказывать о новом пулемете, который делали у «Груммана»,[61] где он работал.
— Тысяча выстрелов в секунду.
— А какой калибр? — поинтересовался отец.
Фарли развел два дрожащих пальца дюймов на пять и улыбнулся, словно это было самым поразительным известием. Когда он закончил рассказ о необыкновенной конструкции, мистер Конрад вытащил из кармана коробок спичек, поставил свой стаканчик и взял принесенный им фонарик.
— Что там у тебя, Джейк? — спросил Курдмейер, который уже начинал сползать со стула.
Конрад открыл коробок и осветил фонариком, потом протянул его отцу, который поставил свой стаканчик на землю. Маленькая коробочка упала ему на ладонь. Я встал, чтобы лучше видеть. На ватной подстилке лежала крохотная коричневатая фигурка обнаженной женщины.
Мой отец рассмеялся.
— А это из какого уха? — спросил он.
— Что одно ухо, что другое — без разницы, — ответил Конрад.
Фарли рассмеялся.
Мой отец передал коробок Курдмейеру, который, посмотрев, задал вопрос:
— Как ты ее сделал?
— Скрепкой, ногтем и булавкой.
— На это ушло немало ушной серы, — сказал Фарли, когда коробок дошел до него.
— У меня всегда было много серы, — смущенно кивнул мистер Конрад.
— Ты сделал это из своей ушной серы? — спросил Мейсон, когда подошла его очередь созерцать творение Конрада. Он скорчил гримасу, словно перед ним была кучка дерьма. — Чудно.
— У него целый набор шахматных фигур из этого дела, — сообщил Курдмейер.
Мистер Мейсон покачал головой и протянул коробок владельцу. После этого они принялись говорить об армии, а я уселся на прежнее место.
— Этот лейтенант служил в Абердине, — рассказывал мой отец. — Я его как раз на днях вспоминал. Такой маленький костлявый еврей в очках. Из манжет его мундира аж пальцев не было видно. Брюки на нем сидели мешком. Все смеялись у него за спиной и гадали — как он в офицеры-то попал. А как-то раз нас загнали в траншеи и заставили кидать боевые гранаты. Нужно было вытащить чеку, подождать немного, а потом перебросить гранату через бруствер. И вот один из ребят бросает, как свечу подает, — граната ударяется о бруствер и падает назад в траншею. Ну, все остолбенели и смотрят на нее. Все, кроме нашего лейтенанта. Секунды не прошло, как он прыгнул в траншею, схватил гранату и перебросил через бруствер. Поразительно. Она взорвалась в воздухе, и немного осколков упало в траншею, но никого не ранило. И с того дня никто уже не смеялся, что на нем так форма сидит. — Отец размечал свой рассказ паузами, во время которых затягивался сигаретой.
Мистер Фарли говорил как лунатик.
— Наша часть высаживалась в Нормандии. Северное побережье Франции. Они это называли «живые изгороди».[62] Наци там здорово окопались, а у нас с одной стороны было болото. У них там стояла целая танковая дивизия. Мы пошли в атаку, а потом это уже назвали «прорывом в Сен-Ло». Даже рассказать об этой мясорубке невозможно. И дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминал.
Мистер Фарли замолчал, и мне показалось, что он заснул.
— И что дальше?
Фарли пробудился от своих снов наяву:
— Это был просто кошмар какой-то. Мы оторвались от основных сил, и нужно было наладить с ними связь. Дорогу перекрыли, и пришлось отправить пешего посыльного с донесением. Полковник выбрал такого тощего парнишку — ему и семнадцати, наверно, не было. До сих пор помню его имя — Веллингтон. Солдат он был никакой, но бегал, точно скаковая лошадь. Ну, дали ему пакет и послали в штаб. Он пустился по полю, которое мы недавно заняли с боем. Пакет попал по назначению, но Веллингтон так и не вернулся в нашу часть. Уже потом мы его встретили в полевом госпитале. Ему пришлось бежать по трупам, другого пути не было. Пришлось ступать по ним, но он доставил послание.
— Его что — ранило? — спросил Мейсон.
Фарли покачал головой.
— Как только он доставил послание, так потерял зрение. Ослеп от того, что видел.
Наступило молчание, и я, видимо, вздремнул, потому что, когда очнулся, Джим уже ушел в дом, а разговор перешел на «Янки». Бейсболом я никогда особо не интересовался, но кое-какие имена знал. Мистер Фарли говорил о новом игроке — Турмане Мансоне.
— Думаю, классный будет игрок. Есть у него эта решимость.
— Да-да, — сонным голосом произнес отец.
— Согласен, — добавил Курдмейер, пыхтя своей трубкой.
Мейсон промолчал, но Джейк Конрад сказал:
— Он на него не похож, но напоминает мне этого старого чокнутого питчера, который был у «Янки».
— Это когда? — спросил Фарли.
— Вроде в начале пятидесятых.
— Ты не о Ридлере говоришь?
— Точно-точно, — рассмеялся Конрад.
— Ридли его звали, — сказал Курдмейер. — Выбросился из окна отеля в Кливленде. Решительный был, это точно. Говорят, сторчался.
— Скотт Ридли, — уточнил отец, наклонился и потрепал меня по спине. — Тебе спать пора.
— Еще минутку, — попросил я, и он не стал настаивать.
Земля становилась все холоднее, но меня уже так клонило в сон, что даже имя Ридли не могло меня воодушевить. «Нужно сказать Джиму», — напомнил я себе.
Когда я проснулся, вокруг стояла тишина. Свет в столовой и кухне был выключен. Стул мистера Фарли пустовал, остальные участники дозора спали. Конрад сжимал свой бумажный стаканчик. Мистер Мейсон сидел прямо и немного похрапывал. Я лежал, прислушиваясь к ночи, и, кажется, у меня возникло чувство
