США». Генри поежился от неуютности этого названия, и в то же время его разобрало любопытство.
С афиши взирали голливудские звезды, Гарольд Хьюбер и Джун Дюпре, загримированные под японцев. Они играли шпионов и заговорщиков, помогавших готовить нападение на Перл-Харбор. Судя по билетным корешкам и окуркам, усеивавшим мокрый тротуар, фильм имел успех.
В «Родсе» делать нечего. В этом районе Генри не доверяют. А клуб «Черный лось» до сих пор закрыт — нет надежды попасть к первоисточнику, к самому Оскару Холдену, чтобы раздобыть новую пластинку. Генри в сердцах пнул валявшуюся на тротуаре консервную банку.
А что, если попросить Шелдона помочь?
Генри быстро направился назад, в сторону Саут-Джексон, где иногда по воскресеньям играл Шелдон — обычно когда в порт заходил новый корабль и портовый квартал наводняли подгулявшие матросы с подругами.
Дорога снова вывела его к отелю «Панама». Величественный мраморный подъезд был обезображен досками. Генри пробежал глазами список покупок, что дала мама. Надо бы поторопиться, а то родители забеспокоятся.
В надежде, что с тыла осталась лазейка, Генри нырнул в узкий проулок за пустующим и тоже заколоченным агентством по найму «Того». Проулок был завален ящиками, рухлядью, тряпьем — мусор из этого района больше не вывозили. Генри обогнул отель, рассчитывая по пожарной лестнице добраться до выбитых окон второго этажа.
Но, завернув за угол, он наткнулся на Чеза. Уилла Уитворта и еще нескольких мальчишек. Они явно заявились сюда с той же целью — пробраться в отель. Чез с Уиллом о чем-то спорили, глядя на окна второго этажа. Остальные бросали в окна камни, шарили в коробках, один из мальчишек швырял о стену старые тарелки.
Генри остановился как вкопанный, но прежде, чем он успел нырнуть обратно за угол, его заметили.
— Япошка! — раздался вопль. — Держи его!
— Китаеза! — поправил Уилл.
Мальчишки уже взяли Генри в круг.
— Генри! — В ухмылке Чеза было больше торжества, чем удивления. — Где же твоя подружка. Генри? Если ты к ней, то ее нет дома, и твоего черномазого дружка тоже нет. Так что придется тебе со мной дело иметь. Мой папаша хочет скупить здесь все дома, скоро соседями будем.
Генри стиснул кулаки, постаравшись не выдать, что его слегка потряхивает. Совсем рядом, на куче мусора, валялась ручка от метлы, в рост Генри. Метнувшись вбок, он схватил палку и сжал ее двумя руками, на манер бейсбольной биты. Взмахнул, еще раз, палка со свистом рассекла воздух. Запросто отобьет мяч размером с Чезову голову.
Мальчишки отступили, лишь Чез остался на месте, но и он подобрался, следя, чтобы дубинка не достала до него.
— Убирайся домой, Чез. — Генри сам удивился своей ярости. Костяшки пальцев у него побелели от напряжения.
— Здесь мой дом, — тихо, даже мягко ответил Чез. — Соединенные Штаты Америки, а не Соединенные Штаты Токио. И мой папаша скоро скупит весь квартал. Что, войны хочешь? Думаешь, одним махом всех уложишь?
Генри понимал, что с семерыми ему не справиться.
— Может, вы меня и побьете, но один из вас вернется домой инвалидом. — Генри с размахом хлопнул битой по грязному тротуару, прямо перед Чезом. Он не забыл ни разбитую губу, ни фингал, которыми наградил его Чез у вокзала.
Мальчишки попятились, а через миг дружно исчезли за углом здания. Генри снова замахнулся и сделал шаг вперед. Теперь и Чез не скрывал испуга. Даже его жесткий «ежик» и тот словно поник. Чез сплюнул на грязный асфальт и двинулся за остальными. Генри постоял несколько секунд с занесенной палкой, потом оперся на нее, навалившись всем телом. Сердце колотилось, ноги дрожали, но его захлестывал восторг. Есть! Он победил. Выстоял.
Внезапно за спиной раздался шорох. Генри резко обернулся и оказался лицом к лицу с двумя патрульными. На рукавах повязки военной полиции, за спиной винтовки, в руках черные дубинки. Один из солдат ткнул дубинкой в грудь Генри — прямо в значок.
Генри уронил палку.
— Что тут делаешь? Воруешь? Вали отсюда!
Генри поспешно развернулся и со всех ног кинулся в ту сторону, куда минуту назад умчались его враги. Выскочив на Саут-Мэйн, он бросился в направлении Джексон-стрит, где обычно играл Шелдон. Генри перепрыгнул через лужу, под ногами мелькнуло отражение чего-то знакомого. Он оглянулся — буквально в нескольких шагах мерцала полицейская мигалка, а чуть в стороне… На бордюре сидел Чез, к нему жалась остальная компания. А перед ними стоял полицейский и что-то записывал в блокнот. Вид у него был недоверчивый, словно он не верит ни единому слову Чеза и его свиты. Невольно ухмыльнувшись, Генри побежал дальше. Вот и Чез попался.
33
Ужин 1986
К немалому удивлению Генри, готовила Саманта потрясающе. У него было особое чувство к тем, кто умеет стряпать, поскольку и сам любил постоять у плиты. И до болезни Этель он нередко возился на кухне, а уж после того, как она слегла, стал и вовсе полновластным хозяином кухни. Этель постоянно мучили боли — болезнь, а потом уже и лечение медленно разрушали ее хрупкое тело, — и Генри изо всех сил пытался порадовать ее хотя бы любимыми блюдами — жареной лапшой, заварным кремом со свежим манго и мятой. Но в последние месяцы Этель не радовали уже и эти мелочи. Генри с трудом удавалось уговорить ее проглотить хотя бы ложку чего-нибудь. Этель уже хотелось лишь одного — уйти.
Генри вспоминал те страшные дни, глядя, как хозяйничает Саманта. Но встряхнулся, отгоняя печальные мысли, когда Марти, собравшись произнести тост, поднял бокал с хуан цзю, сброженным вином, по вкусу больше напоминавшим хлебный спирт.
— За удачную находку в отеле «Панама», за островок прошлого!
Генри лишь пригубил вино, между тем как Марти с Самантой выпили залпом и сморщились от резкого, вышибавшего слезу вкуса.
— Ох! — выдохнул Марти.
Генри с улыбкой вновь наполнил стакан сына прозрачной, безобидной на вид жидкостью, но ею можно и автомобильный мотор промывать.
— За Оскара Холдена и пропавшую музыку! — провозгласила Саманта.
— Нет-нет-нет, с меня хватит, — рассмеялся Марти.
Они устроились в небольшой столовой, служившей заодно и гостиной. Генри редко заглядывал в эту комнату, разве что полить растения в горшках, среди которых было и денежное деревце, появившееся в доме, когда родился Марти. На стенах висели семейные фотографии, некогда черно-белые, а теперь серо- желтые, потемневшие в уголках.
Генри посмотрел на сына, потом — на его возлюбленную. Какие же они все-таки разные, и до чего мало это значит! Их несходство не бросается в глаза. Они так близки — вот это сразу понятно. Трудно сказать, где кончается один и начинается другой. Похоже, Марти счастлив. Успех, хорошие отметки, любовь — чего еще может пожелать отец для сына?
Разглядывая скорлупки от краба и блюдо из-под чой сум, Генри подумал, что Саманта готовит не хуже, чем Этель в ее лучшую пору, да что там, не хуже, чем он сам. Марти повезло.
— Ну, кто созрел для десерта?
— Я объелся, — пожаловался Марти, отодвигая тарелку.
— Для сладкого местечко всегда найдется, — рассмеялся Генри.
