джинсах.
— Кларисса! — закричала Анжела.
Она выскочила из машины, и двоюродные сестры, обнявшись, побежали по посыпанной песком дорожке к серому дому со множеством балконов.
— Наша кривляка сменила гнев на милость, — насмешливо заметил Франсуа. — Мама, можно, Люк пойдет с нами?
— Право, не знаю, — ответила мама.
Сухой тон, которым были произнесены эти слова, Люк счел за отказ и сказал, что сейчас ему больше всего хочется пройтись пешком, что у него затекли ноги, да и к тому же дождик кончился. Не обращая внимания на огорченное лицо Франсуа, он схватил свой рюкзак, поблагодарил всех, как положено, и ушел.
В этом селении была лишь жалкая бакалейная лавочка, где он купил, поскольку ничего другого там не оказалось, банку сардин и пакет жареной картошки. Усевшись на церковных ступеньках, Люк быстро все это съел и стал думать о том, куда же теперь ему двигаться дальше. На карте посередине большого зеленого пятна стояло «Лес Трансэ», но селение Витрэ на ней обозначено не было. Он прочел названия нескольких населенных пунктов: Серили, Валлон… Быть может, он сумеет так выйти к Клермон-Феррану? Валлон находится в южной части леса, а раз он приехал с севера, ему нужно было пройти через весь лес. Люк пришел в восторг от своей затеи и весело зашагал назад по той же дороге, по которой приехал. Большие деревья, мимо которых он только что пронесся на машине, в большинстве своем были дубы.
С появлением солнышка все снова ожило. Роилась мошкара, птицы перелетали с ветки на ветку, с дрожащих при каждом дуновении ветерка листьев густо падали дождевые капли, и Люка то и дело окатывал холодный душ, так не похожий на теплый утренний в доме у кузины Берты.
Когда проселочная дорога вывела Люка на шоссе, он увидел нескончаемый поток машин. Его чуть не сбил автофургон, потом тревожно засигналил грузовик, доверху нагруженный дровами. Идти по шоссе оказалось почти невозможным, да и не к чему, когда кругом столько заманчивых тропинок. Сигнал следующего грузовика его окончательно убедил, что надо углубиться в лес, и он, перепрыгнув через кювет, свернул налево. Тропинка была завалена высохшими стволами, но куда-то же она вела? И эта неизвестность показалась Люку особенно привлекательной, он побежал по тропинке, опьяненный чувством свободы. Пахло грибами, сырой землей, и тишину нарушал только шорох ветра в вершинах деревьев. Вскоре тропинку перерезал ручеек. Люк прошел вдоль него, потом увидел другой ручей, побольше, который привел его к маленькому водопаду, низвергавшемуся со скалы. Трава под скалой была сухая, а мох — ослепительно зеленый. Не передохнуть ли ему здесь немного?
Короткий отдых превратился в долгий сон, и Люк, проснувшись, не поверил своим глазам: солнце уже зашло, птичий щебет смолк, лес утопал в сумерках. А он и представления не имел, где находится. Вокруг какие-то заросли, кусты, дубы и платаны, и даже следа тропинки не видно. Он снова вспомнил ночь в лесу под Лоррисом. «Мне надо отыскать мои два ручья, — успокоил он себя. — Они приведут меня к тропинке. А потом, если будет еще достаточно светло…»
Вдруг он затаил дыхание. Где-то невдалеке раздался такой душераздирающий стон, что сердце его сжалось. Кто это? Мужчина? Женщина? Ребенок? Стон продолжался, прерываемый краткими паузами. Сомнений не было — где-то поблизости было раненое существо, которое молило о помощи.
В сгущающихся сумерках Люк спустился по какому-то склону, перепрыгнул через еще один ручей и с трудом разглядел на вершине холма заброшенный карьер, а перед ним сколоченную из досок будку с почти провалившейся крышей. Из этой-то будки и доносились стоны. Они разрывали тишину леса, звучали все мрачнее и отчаяннее, и Люку понадобилось собрать все свое мужество, чтобы не убежать. Дрожа всем телом, он все же вошел в будку, но увидел там не окровавленного человека, как ему рисовало его воображение, а собаку. Большую черную собаку с длинными ушами. Она была привязана к одной из досок веревкой и рвалась с привязи с такой силой, что казалось, веревка вот-вот ее задушит.
— Ну и испугала же ты меня! — воскликнул Люк. — Кто это тебя так крепко привязал в таком ужасном месте?
Собака, казалось, его поняла, потому что начала выть еще громче и с жалостливым видом улеглась на полу, словно говоря: «Не бросай меня!»
— Бедняга, похоже, тебе здесь не очень-то нравится, — сказал Люк и наклонился, чтобы ее погладить, как вдруг собака вскочила на ноги и звонко залаяла, а ее красивые золотистые глаза уставились на дверь.
— Потерпи, потерпи, — донесся издалека чей-то голос.
На холме появился рослый широкоплечий паренек.
Он был обут в грубые сапоги, что не мешало ему легко перепрыгивать с камня на камень. В руках он держал что-то завернутое в газету. Увидев Люка, он остановился и попытался спрятать сверток за спину.
— Я… Я гулял здесь по лесу, — сказал ему Люк, — и вдруг услышал отчаянный вой, вот я и поднялся сюда.
Ни слова не говоря, мальчик ответил ему кивком головы. Держался он с опаской. Резко отворив дверь, он вошел в будку. Собака кинулась к нему с такой радостью, что он едва устоял на ногах. Скуля и виляя хвостом, она так и норовила лизнуть его в лицо.
— Ну, ну, успокойся, Фламбо, сейчас будешь есть, — сказал ей хозяин и ласково потрепал за ушами.
Он вытащил миску, спрятанную за сухим хворостом, и вынул из своего пакета корки хлеба и утиные кости, от запаха которых Фламбо так и задрожал.
— Ах да, я забыл воды принести, — пробормотал парень, словно разговаривая сам с собой.
— Сейчас я принесу из ручья, — сказал Люк.
Мальчик с недоверием посмотрел на него.
— Ну что ж, принеси, если хочешь, — сказал он наконец.
Когда Люк принес полную миску воды, мальчик поставил ее перед собакой, дал ей вдоволь напиться, а в оставшуюся воду накрошил хлеба.
— Ты хорошо ухаживаешь за своей собакой, — заметил Люк, глядя, как Фламбо с жадностью расправлялся с остатками утки.
— Да нет, не очень, — ответил мальчик и покачал головой. — Это вся его еда за день. Больше я ему ничего принести не смогу. Хорошо еще, что я ухитрился стащить вечером эти кости и незаметно выйти из дому.
— Ты живешь далеко отсюда?
— Это смотря как считать. А ты нездешний?
— Нет, я впервые попал в этот лес.
— Ясно, — с облегчением произнес мальчик.
Слово за слово, они разговорились, и он рассказал Люку свою историю. Фламбо он знает с самого рождения. И они настоящие друзья. Хороший пес, чертовски умный. Никто лучше его не умеет загонять коров в хлев, и свиней он пасет, не дает им разбредаться. Один только у него недостаток, из-за него-то он и попал в беду: Фламбо любит носиться по деревне. Если Фламбо не привязать на ночь, он обязательно убежит с другими собаками, чаще всего с собакой Каботтов, страшной забиякой, которая всегда вовлекала его в какую-нибудь неприятность. Неделю назад они вдвоем забрались в загон Жоржа Луцо и покусали трех овец, да так покусали, что овец пришлось заколоть. Жорж Луцо, само собой, пришел жаловаться и потребовал, чтобы отец пристрелил Фламбо. Так у них здесь было заведено: если собака хоть раз почувствовала вкус крови, она испорчена, и бей не бей, от этих дел ее не отвадишь.
— Отец был очень огорчен, но все же пообещал застрелить Фламбо. И я увидел, что Фламбо все понял. Он дополз до меня на брюхе и, глядя на меня печальными глазами, уткнулся мне головой в ноги. Тогда я решил его спасти. Я спрятал его здесь, потому что сюда никто никогда не приходит. Все уверены, что он сбежал, но я очень волнуюсь. Всякий раз, когда я прихожу на карьер, я боюсь, что его нашли и убили… Ты ведь не дашься им в руки, а, Фламбо? — сказал он, прижимаясь к собаке.
— А что сделали с собакой Каботтов?
