— Ну, это точно! — воскликнула госпожа Клуэ.
И она обменялась со своими дочками многозначительным взглядом, за которым последовал взрыв смеха, настолько весёлого и заразительного, что в конце концов расхохотались и Бланпэны и Товели. Но Бернар был по-прежнему рассеян. Побывав в комнате с сетями, он, обычно такой разговорчивый, стал на редкость молчаливым и на речи своего будущего тестя едва отвечал, и то одним лишь кивком головы. Бернар не столько слушал, сколько смотрел; взгляд его, обшарив все уголки таверны, неизменно возвращался к дядюшке Арсену, словно какая-то таинственная сила притягивала его к лицу старика.
— Можно мне ещё разок полюбоваться вашим парусником? — спросил он, когда утих смех.
Дядюшка весело покосился на Бернара, и лукавая улыбка приоткрыла его беззубый рот.
— Что, тронула за живое, паренёк? — бросил он. — Ладно, ладно, так и быть, покажу вам парусник, со всеми его тонкостями. Ступайте за мной.
Едва они вышли, как мама, чьё любопытство было задето, повернулась к господину Клуэ.
— По-моему, господин Бернар человек весьма своеобразный, — понизив голос, заметила она.
— Да, он бывает иногда рассеян, — согласился аптекарь, — но на это не приходится обращать внимания. У этого парня слишком много мыслей в голове, он всё время их пережёвывает.
— Пережёвывает… Ну и словечки у тебя, папа! — возмутилась Элизабета. — Бернар размышляет, придумывает, сосредоточивается. Люди умственного труда все таковы!
— Как я понял со слов вашей дочери, мадемуазель Элизабеты, он работает в кино? — спросил папа.
— Как! — воскликнула мама. — Он снимается в фильмах? А я его не знаю!
Элизабета всё объяснила. Бернар не актёр, он кинорежиссёр: работает над сценариями. Тут к ней присоединился весь семейный хор, и папа с мамой, к их безграничному удивлению, узнали, что этот бородатый молодой человек, с которым они до сих пор обращались так запросто, — самый крупный кинорежиссёр современности или, во всяком случае, готовится им стать, как только отыщет свою «атмосферу».
— Подумать только! — вздохнула мама. — Могла ли я предполагать!.. Ты слышишь, Эжен?
— Да, — сказал папа. — Но, прошу прощения, я не совсем понял, что вы хотите сказать этим словом «атмосфера». Не о погоде ли речь?.. А, вот они возвращаются, — прервал он самого себя.
В сопровождении дядюшки в комнату вошёл Бернар, но что с ним творилось! Лицо его сияло от радости, бьющей через край, глаза сверкали, он размахивал на ходу руками.
— Нашёл! — еще не дойдя до стола, объявил он звонким голосом.
— Кого? Что? — посыпались вопросы.
— Атмосферу! Наконец-то я напал на неё!
— Как! Здесь? — воскликнула Элизабета. — О Бернар, дорогой мой! — И она бросилась ему на шею.
Вокруг раздавались радостные возгласы. Все говорили одновременно. Господин Клуэ объяснил папе, что означает эта великая новость, тётя Мальвина и мама поздравляли госпожу Клуэ, а она, красная, сияющая, целовала не менее взволнованную Марианну; Николя и Поль тузили друг друга кулаками, не найдя другого способа выразить свой восторг, в то время как господин Бланпэн, несколько озадаченный, наблюдал всю эту суматоху. Ну, а дядюшка Арсен, тот вовсе ликовал:
— Парнишка, правду сказать, какой-то шалый, а всё же парусник его околдовал, видать по тому, как он ошарашен.
Наконец Бернар согласился сесть и кое-что рассказать о своём, как он выразился, «настоящем наитии». Ещё накануне, зайдя с Марианной в эту таверну, он почувствовал какой-то толчок, но не мог понять, в чём дело, и только сегодня вечером, очутившись в комнате с парусником, он ясно осознал, что с ним произошло: декорации, которые он столько времени искал, у него тут, под рукой. Ах, он уже видит его, свой фильм! Сжатая, драматическая интрига — в основу её положена история господина Бланпэна и кораблекрушение дядюшки Арсена, — взятые из жизни персонажи, все, конечно, — матросы, и парусник, который ни на секунду не сходит с экрана: его то подают крупным планом, то отодвигают на задний план, он то в тени, то ярко освещён, как тема, что проходит через всю симфонию, и, наконец, «атмосфера» — весь фильм овеян той атмосферой, которую он вдохнул в комнате-каюте и которая окутывала весь этот уголок Старого Порта. И название картины уже найдено: «Полярная звезда». Великолепный заголовок!
Полярная звезда!.. Папа очень громко высморкался и от имени всей семьи поблагодарил Бернара за столь блестящую идею. Господин Товель пояснил свою мысль. Он с его деловым чутьём сразу уловил практическую сторону вопроса: такой фильм, снятый рукой мастера, неизбежно привлечёт на улицу Вёле толпы любопытных, и это явится для маленькой таверны неожиданной рекламой. Модная, современная обстановка, новая витрина…
— Не понимаешь ты, чем обязана господину Бернару! — сказал он своей невестке. — Благодаря ему вы будете скоро купаться в золоте.
Тётя Мальвина покачала головой; казалось, она не была убеждена в том.
— Слишком ты прыткий, Эжен, — рассудительно ответила она. — Признаюсь, сама я предпочитаю видеть свою таверну такой, какая она есть, и мне по душе её посетители — весь этот портовый люд. Толпы зевак, модная мебель, новая витрина? У моего Пьера нет твоих коммерческих способностей, он в этом ни черта не смыслит. Он будет рыбачить, а я — стоять за прилавком, и, можешь не сомневаться, мы заработаем столько, сколько нужно, чтобы вырастить наших ребят.
И тут папа как закричит:
— Ну, знаешь, тебя ничто не научит! Вам в руки идёт целое состояние, а ты…
Господин Клуэ счёл благоразумным вмешаться.
— Да подождите ссориться, ведь фильм ещё не готов, — добродушно сказал он. — А что думает по этому поводу папаша Арсен? Главный-то герой, в конце концов, он.
Папаша Арсен ни о чём не думал, разве только что «парнишка» лопочет непонятное: «Звезда» крупным планом, «Звезда» на заднем плане — тарабарщина, пойди разберись в ней. Как бы тут чего не сотворили с его парусником, разрази их всех гром!
Элизабета решила успокоить его, но едва она произнесла слово «кино», как старик насупил брови. Он уже высказал своё мнение об этом дьявольском изобретении раз и навсегда и не собирается отступать от своих слов. Вот чего бы ему хотелось, и он этого не скрывает, — видеть свой парусник на почтовых открытках, какие выставляют в витринах книжных лавок Дьепа.
— Получите вы свои открытки, — смеясь, сказал ему Бернар, — а в остальном предоставьте всё мне. Обещаю: останетесь довольны.
— Да здравствует «Полярная звезда»! — поднимая свой бокал, провозгласила Марианна.
— Да здравствует «Полярная звезда»! — вторили ей остальные.
Но в эти два слова, переходящие из уст в уста и, казалось бы, совершенно одинаковые, каждый вкладывал свой собственный, отличный от других смысл и значение. Бернар видел будущий фильм и грядущую славу; папа — ресторан своего брата, за бесценок проданный «ничтожеством»; тётя Мальвина и её муж — маленькую портовую таверну, куда Большой Мимиль в часы печали приходил выпить кружку сидра и вспомнить прежние счастливые времена; старый дядюшка, разумеется, — свой парусник, к которому он собирался теперь, когда контр-бизань наконец установлена, добавить ещё кое-какие снасти. Ну, а Поль? Поль видел всё это вместе взятое и ещё кое-что глубоко запавшее ему в душу: «Полярная звезда» помогла ему открыть целый неизведанный мир — познать самого себя. Тот одинокий, скрытный мальчик, который однажды утром сошёл с поезда в Дьепе, — неужели это он? Сегодня Поль чувствует себя свободным, он уже больше не боится отца, и у него есть друг… нет, друзья, подумал он, взглянув на господина Бланпэна. Ловля креветок, ночь, проведённая в пещере Кра, воспоминания об этих четырёх блаженных и мучительных неделях, — такие сокровища стоят всех сокровищ южных морей. Толкнув локтем своего двоюродного брата, он шепнул ему:
— А помнишь, как я чуть не утонул?
— Ещё бы! — ответил Николя. — Всяк знакомится по-своему, а?
И они обменялись улыбкой.
А тем временем другая Полярная звезда, небесная, спокойно сияла над морем в созвездии Малой Медведицы. Осуществятся ли планы, задуманные в тот вечер, при свете ламп? Удастся ли Мимилю и
