моего обучения. Остальное принадлежит приюту.
Отец Дроз с брезгливой гримасой держал в руках тяжелый сосуд, оскверненный столькими убийствами.
— Идут посетители! — крикнул Тимон, врываясь в комнату.
Дэниел затаил дыхание, а потом выпалил:
— Кто?
Тимон усмехнулся:
— Минуту терпения, месье. Сейчас все сами увидите.
Снаружи послышался шум Голосов и звук шагов.
«Боже, — подумал Дэниел, — неужели Бонапарт не поверил моему слову?». Он вскочил на ноги и бросился к двери.
Лорелея наблюдала, как в лазарет ворвалась группа мужчин. Впереди всех она увидела знакомую сутулую фигуру.
— Отец Ансельм, — прошептала она.
— Лорелея, мое дорогое дитя! Слава Богу, ты жива, — он стиснул ее в своих объятиях. Лорелея доверчиво прильнула к нему и с удивлением подумала, как вообще могла она заподозрить его в предательстве?
— Вы знаете об отце Эмиле? — спросила она.
— Я знаю, что этот самозванец хотел с тобой сделать, — ответил старый каноник, жестом показывая на своих компаньонов. — Мы все знаем, — он посмотрел на дароносицу в руках отца Дроза. — А, ты уже нашла свое наследство? Да простит Бог отца Джулиана за то, что он так долго ждал, чтобы рассказать тебе о нем. Дитя, ты должна была прийти ко мне, прежде чем покинуть Париж. Я смог бы все рассказать и уберег бы тебя…
— Я не знала, кому верить, — сказала Лорелея. — Но в вас я никогда не сомневалась, отец.
— Но теперь все позади, — тихо произнес Дэниел, — и ты в безопасности.
Она кивнула и стала разглядывать мужчин, которые пришли вместе с отцом Ансельмом. Эверард, курьер, одарил ее широкой улыбкой. Заметив ее изумление, вперед выступил Сильвейн.
— Я очень рад видеть тебя, Лорелея, — произнес, он. — Боже, я так сожалею. Сожалею обо всем.
— Тсс, — сказала она, из глаз покатились слезы. — Теперь я знаю, что делают мужчины, вынуждаемые необходимостью.
С порога шагнул еще один человек и стал рядом с Дэниелом. Лорелея вдруг почувствовала, что ей стало нечем дышать. Она удивленно моргнула раз… другой, но странное видение не исчезло.
Мужчина был болезненно худ, смуглая кожа плотно обтягивала скулы. Но у него была такая же гордая осанка, как у… Дэниела; такое же красивое лицо, разве только черты его чуть помягче, чем у Дэниела.
Но те же голубые глаза искрились задором и весельем; по плечам рассыпаны такие же, как у Дэниела, черные волосы.
— Святая Дева Мария, — сказала Лорелея, схватившись за одеяло. — Вы братья?
Дэниел и незнакомец подошли ближе.
— Это — Жан Мьюрон, — представил Дэниел. — Мой сводный брат.
Наконец она все поняла. Его кровный брат находился в опасности. Жозефина не оставила ему выбора, посылая в приют Святого Бернара.
— Я очень рада познакомиться с тобой, — медленно проговорила она.
— Но не больше, чем я рад познакомиться со своей невесткой, — ответил Мьюрон. Даже голоса у них были похожи: низкие, соблазнительные. — Я не слышал ничего кроме похвал твоему таланту врача, — его взгляд оценивающе скользнул по хрупкой фигурке, прикрытой одеялом. Мьюрон насмешливо взглянул на Дэниела. — Но самое высшее твое достижение заключается в укрощении сердец наемников.
— Дэниел, почему ты мне ничего не сказал?
— Я… Мы никогда не признавались в своем родстве.
Эти простые слова тронули ее сердце. Во благо уважаемой семьи Мьюрона, Дэниел держался на заднем плане, прокладывая свой собственный путь в жизни.
— Это было ошибкой, — заметил Жан. — Как тебе удалось удрать из Парижа, Дэниел?
Уголок рта Дэниела приподнялся в усмешке.
— Хочу сказать, мой побег оказался гораздо легче твоего.
Все еще не придя в себя от изумления, Лорелея переводила взгляд с одного брата на другого. Но между ними была одна очень значительная разница: в глазах Дэниела она видела глубокую любовь только к ней одной. Последние ее сомнения развеялись, как туман под ярким солнцем.
Лорелея почувствовала, что у нее от радости поет душа. Ее окружали родные, знакомые лица. Рядом с ней был Дэниел и другой мужчина, ради освобождения которого много месяцев назад Дэниелом на карту была поставлена ее жизнь. Но теперь все позади. Повисшее в комнате напряжение во время знакомства Лорелеи с Жаном Мьюроном исчезло. Мужчины смеялись и разговаривали.
К Лорелее подошел Сильвейн.
— Ты поедешь в Коппе? — спросил он.
— Я… — она взглянула на Дэниела. Его глаза светились любовью и гордостью, но была в его взгляде и какая-то странная печаль. — Мы, скоро поговорим об этом. Мне нужно немного времени, чтобы хорошо обдумать все случившееся.
Был уже поздний вечер, когда все мужчины покинули комнату. Маурико поставил перед Лорелеей поднос.
— Твой ужин уже остыл, — проворчал он.
— Ерунда. Я все равно его съем.
Но ужинать не пришлось. Дэниел сел с ней рядом и начал поглаживать плечи и спину, нашептывая слова любви. Убаюканная его нежными словами, она сама не заметила, как погрузилась в сон.
Когда Лорелея проснулась, Дэниел все еще сидел рядом и смотрел на нее. Его лицо было освещено мягким мерцанием углей в печи.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Прекрасно, — она потянулась. — Никогда не чувствовала себя лучше.
— Лгунишка. У тебя, наверное, болят все кости после обвала. Ты голодна?
— О да, — Лорелея широко улыбнулась. — Я изголодалась по твоей любви. Дэниел сел рядом:
— Дорогая, сейчас я устрою тебе пир.
Они крепко поцеловались, его язык нежно обвел ее мягкие губы, а руки осторожно скользили по плечам вниз к тонким запястьям.
— Я люблю тебя, — произнес Дэниел.
— Да, — прошептала она. — Я знаю.
— Но тебе нужно что-нибудь поесть, — Лорелея открыла рот, чтобы возразить, но он настоял: — Никаких споров.
Дэниел принес поднос, и она съела кусочек хлеба с мягким сыром. Он, стоя в ногах кровати, усмехнулся. Лорелея нахмурилась:
— Ты смеешься надо мной.
— Ты особа королевской крови, а сейчас, возможно, и одна из самых богатых женщин Европы. И все равно ешь ты как крестьянка.
— И всегда ею буду.
— Лорелея, — Дэниел стал серьезным. — Прошу тебя поверить в мою искренность. Я никогда не хотел, чтобы ты изменилась.
Она закончила свой ужин, выпила из кружки хорошего вина, привезенного из Аосты, и вытерла рот.
— Иди сюда, Дэниел, — позвала она. — Иди посиди со мной.
Койка заскрипела, когда он опустился рядом с ней. От него пахло лесом и свежим горным воздухом. Лорелея взяла в ладони его лицо и улыбнулась.
— А теперь, что ты там говорил по поводу пира?
