столько же, сколько тебе сейчас, я иногда ходила в церковь с твоей мамой и ее родителями?
— Не–а. А почему ты не ходила в церковь со своей семьей?
Лили взглянула на Чарли.
— Они перестали ходить… Они… в общем, они не ходили.
Уголком глаза Шон заметил, что она с трудом сглотнула, и решил сменить тему.
— А моя бабушка ходила в церковь два раза в неделю, — вставил он.
— Два раза? — удивилась Чарли. — Наверное, она очень много грешила.
— Она была ирландка. Моя бабушка по отцу. У нее был сильный акцент, вот такой. — Шон изобразил ее акцент, сказав несколько слов. Впервые за много лет он улыбнулся, вспомнив Бриджет Каллахен Магуайер. — Каждую субботу, вернувшись из церкви, она отрубала голову курице и готовила ее в воскресенье на обед.
— Фу! А ты когда–нибудь видел, как она ее отрубает?
— Я смотрел каждый раз, когда имел возможность. Я был отвратительным мальчишкой. — Шон увидел, как Лили нахмурилась. «Тем хуже», — подумал он.
— А что еще ты любил делать? — спросила Чарли.
— Играть в гольф. Мы с вашим папой научились играть в гольф благодаря церкви. Вы знали об этом?
— Он ничего такого не рассказывал, — сказал Камерон.
Шон снова взглянул в зеркало заднего вида, радуясь, что племянник выразил интерес. В то же время он ощутил уже привычную боль. Шон спрашивал себя, когда это пройдет и пройдет ли вообще. Боль утраты, как оказалось, вполне материальна, но это не означает, что с ней можно справиться усилием воли. Этот коварный враг часто подкрадывался неожиданно.
— Дело было так, — продолжил он. — Отец Кемпбелл из церкви Святой Марии отлично играл в гольф, а мы были при нем служками. Он и стал нашим первым тренером.
— Наверное, это было весело, — заметила Чарли.
— Правда весело — я имею в виду гольф, а не то, что мы были служками.
— А вот мы давно уже не веселимся, — добавила она.
Шон услышал, что ее голос опять дрожит; это обычно предшествовало взрыву слез. Когда Чарли начинала плакать, к ней присоединялась Эшли, а потом Камерон выходил из себя, и все превращалось в кошмар.
«Только не сегодня». — Шон сжал руками руль. По дороге домой они собирались зайти в супермаркет, однако он решил сделать небольшое отступление.
— Я знаю, как мы повеселимся.
— Как? — спросила Чарли.
— Сделаем это прямо сейчас.
— Я думала, мы должны ехать за продуктами. — Лили всегда возражала против внезапной перемены планов.
— Продукты подождут. У меня появилась идея получше, — сказал Шон.
— И какая же?
— Не скажу. Но это очень весело. Вы все будете скакать от радости.
— Дядя Шон! Лили, пусть он скажет! — Чарли заерзала на сиденье.
— И как мне его заставить?
— Ты учительница. Просто скажи, чтобы он это сделал.
— Ну надо же, учительница! — усмехнулся Шон. — Я прямо трясусь от страха. — Он задрожал всем телом, от чего Чарли тихо захихикала.
— Пусть это будет сюрпризом. — Лили неодобрительно поджала губы.
«Тем хуже», — снова подумал Шон. С тремя детьми приходится учиться спонтанности. Он дразнил их еще минут десять, пока они двигались на запад. Потом въехал на засыпанную гравием парковку, и Камерон громко застонал.
— Глазам своим не верю!
— Испугался, что я тебя побью? — спросил Шон.
— Нет, что кто–нибудь увидит меня здесь.
— Ставлю двадцать долларов на то, что отделаю тебя как первоклашку.
Глаза Лили сверкнули под очками.
— Шон, я не думаю…
— Заметано! — Камерон выпрыгнул из машины. Конечно же, он не устоял, когда на кону оказались деньги.
Чарли была вне себя от радости.
— Дядя Шон, как классно!
Он ухмыльнулся, глядя на Лили.
— Видишь? Я классный!
Она наклонила голову и прочитала вывеску, украшавшую арку входа. На вывеске, раскрашенной флуоресцентными красками, было написано: «Добро пожаловать в гольф–парк юрского периода. Тысяча лет веселья».
— И чего мы ждем? — Шон вынул малышку из детского кресла, и они все направились к билетному киоску.
— Двое взрослых, двое детей, маленькая бесплатно, — сказал продавец. — С вас 18 долларов 50 центов.
— О, я не буду играть, — сказала Лили.
— Нет, будет, — возразил Шон и просунул в окошко двадцатидолларовую банкноту.
Им выдали клюшки и мячи, явно знававшие лучшие времена, а Эшли получила легкую пластмассовую колотушку.
— Пожалуйста, сюда, — пригласил их служитель. Они вошли под арку, такую низкую, что Шону и Камерону пришлось пригнуть головы.
— Буууу! — закричал пещерный человек, выскакивая перед ними.
— Буууу! — повторила Эшли, хлопая в ладоши. Даже Камерон улыбнулся, глядя на нее.
— Улыбочку! — пещерный человек сфотографировал их. — Какая очаровательная семья! — Он показал снимок на экране цифрового фотоаппарата.
Лили смутилась.
— Нет, мы не…
— Фотография будет готова до вашего отъезда, вы сможете купить ее, — сообщил пещерный человек.
Неважно, были они семьей или нет, но снимок получился прекрасным. На фоне задника, разрисованного под первобытный тропический лес, они все выглядели так, словно внезапно увидели что–то невероятно забавное; собственно, так оно и было.
— Сколько? — спросил Шон.
— Десять долларов за снимок восемь на десять. Он будет ждать вас на выходе.
Шон протянул пещерному человеку бумажку в десять долларов.
— Скаут Чарли, ты будешь вести счет. — Он протянул ей карточку и карандаш.
— Я не умею.
— Конечно, умеешь, дорогая. Ты должна подсчитывать количество ударов, сделанных каждым из нас, и сравнивать с паром для каждой лунки.
«Странно, — подумал он. — Ребенок Дерека Холлоуэя не умеет вести счет. Неужели это возможно?» Эти дети так легко шли на контакт, особенно если дело касалось гольфа.
— Но…
— Никаких «но»! Я собираюсь надрать задницу одному старшему братцу, так что тебе придется отвечать за счет. Следи, чтобы никто не мошенничал.
— Ну ладно, попробую. А разве можно говорить «задница»?
— Конечно, нет, — сказала Лили.
