взгляд, невозмутимостью.
– Она что, собирается вызнать его открытие? – поразился я.
– Любопытное выражение, – спокойно заметила она.
Меня охватило праведное возмущение:
– И вас нисколько не смущает, что ваши мысли вам не принадлежат?
– Мои мысли – это мои мысли, – упрямо ответила Анотина.
Похоже, я задел ее за живое, и это не имело ничего общего с происками Вызнайки. Я робко тронул ее за плечо:
– Простите.
Анотина опустила глаза и вздохнула.
– Клэй, – тихо произнесла она, – ты ведь вовсе не экземпляр, не так ли?
– Это зависит только от вас, – вымолвил я.
Взмахнув ресницами, Анотина подняла глаза и пристально всмотрелась в мое лицо, словно хотела увидеть меня насквозь. Я смущенно убрал руку с ее плеча. Прошла тягостная минута, после чего Анотина тряхнула головой и решительно зашагала по тропинке, бросив мне:
– В таком случае следуй за мной. Попробуем провести еще один эксперимент.
Несколько удрученный, я побрел за ней, пытаясь найти успокоение в воспоминании о ночи, проведенной в одной с ней постели. Мы вышли из леса, пересекли лужайку и по короткой лесенке вступили в лабиринт террас. Было далеко за полдень, солнце уже клонилось к горизонту.
Шагая вслед за Анотиной по аллеям и открытым галереям, я смотрел не под ноги, а вверх, на Паноптикум. На этот раз свет в куполе не горел. Я вгляделся в стекло, пытаясь различить какую-нибудь тень или движение, но расстояние было слишком велико. Увидел я только Вызнайку – полакомившись мыслями доктора, та возвращалась восвояси. Покружив вокруг башни, голова скрылась в одном из темных проемов.
Мне представился доктор, плененный зеленым взглядом чудовищного лица. Я словно воочию видел, как два луча рыщут по закоулкам его сознания, выискивая добытые с риском для жизни сведения. С этой мыслью пришла и другая – о том, что именно Вызнайка обладает столь необходимой мне способностью. Рассматривая четверых ученых, она, вероятно, проникала в их символическую природу. Ее белесые глаза были тем инструментом, которым Белоу расшифровывал мир своей памяти, превращая его в мысли. Кстати, деятельность Вызнайки – это еще и доказательство того, что Создатель находится в сознании, несмотря на то что его тело спеленуто болезненным сном. И следовательно, в башне должно быть какое-то олицетворение Белоу.
Я чувствовал, что близок к разгадке, но тут Анотина остановилась и объявила:
– Вот мы и пришли.
Я взглянул на нее, словно очнувшись ото сна. Она стояла возле стены с маленьким сводчатым входом, похожим на большую мышиную норку, трех футов в высоту, не больше. Анотина с видом озорного ребенка опустилась на четвереньки и исчезла в норе.
Я последовал за ней, только не так проворно – для меня проход был узковат. Когда моя голова очутилась по ту сторону стены, рука Анотины уже была наготове, чтобы помочь мне подняться.
– Это мое тайное место, – с гордостью объявила она.
Я огляделся по сторонам и, еще не успев оценить всю прелесть этого уголка, ошалел от аромата в изобилии растущих повсюду цветов. Огороженный по периметру и открытый сверху, этот райский сад представлял собой круглую площадку сорока футов в диаметре. В центре ее красовался роскошный фонтан в форме морской раковины, внутри которой вместо жемчужины виднелась статуя обезьяны, застывшей на одной ноге, словно посреди танца. Кристально чистая струйка вытекала из члена зверюшки и падала вниз, в раковину, слегка нарушая спокойствие воды. Фигурка была отлита из бронзы и покрыта пятнами зеленой патины, но я сразу узнал Молчальника – ловкого и добродушного обезьяна-тюремщика, который скрашивал дни моего заключения на острове Доралис.
– Я не обезьяна… – машинально прошептал я. Эту фразу навеял ветер памяти, прорвавшийся из другого мира. Я рассмеялся статуэтке в лицо.
– Остальные об этом месте понятия не имеют, – с видом опытного конспиратора сообщила мне Анотина. – Нанли и Брисден считают ниже своего достоинства ползать сквозь всякие дыры. Доктор Адман – с того бы сталось, но он вечно витает в облаках и не смотрит себе под ноги.
– Здесь чудесно, – вымолвил я.
Анотина взяла меня за плечо и развернула в другую сторону.
– Вот мое любимое место, – объявила она. В десяти шагах от нас раскинулось тенистое дерево с каменной скамьей, опоясывающей ствол, словно мраморное кольцо на деревянном пальце.
– Смотри, – сказала она, указывая пальчиком вверх. Ветви сгибались под тяжестью белых плодов. При виде этого древа, увешанного плодами познания, мне до щекотки захотелось рассказать Анотине всю правду. Но я удержался – по той же причине, что и прежде, в гондоле. Для нее моя правда стала бы ядовитой змеей в райских кущах.
– Сядем, Клэй, – предложила она.
Мы уселись на скамью под деревом. Напоенный ароматом спелых плодов воздух вливал в душу покой. Мною овладела сладкая истома. Я украдкой взглянул на Анотину: веки полузакрыты, уголки губ приподняты в неуловимой улыбке.
– Я часто сижу здесь и смотрю на мою обезьянку, – сонно пробормотала она. – Если долго сидеть и смотреть, она начинает танцевать.
Анотина по-детски хихикнула.
