– Я не знаю, какими словами описать это, – сказал он наконец. – Если я просто скажу, что ты необыкновенная, ты не поймешь. Ларк застенчиво улыбнулась. – Постараюсь понять.
Оливер легонько поцеловал ее в бровь. Он, всегда такой бойкий на язык, не мог подобрать слов, чтобы сказать, что чувствует сейчас. Ларк была прекрасна, но ее красота каким-то образом исходила из его собственного сердца.
Вместо слов Оливер поцеловал Ларк и нежно обнял ее.Потом помог ей надеть рубашку и встать с кровати. Они умылись водой из тазика. Расчесывая волосы, Ларк спросила:
– Как ты думаешь, что случится? Неужели она не знает? Может быть, нося егоребенка, она бессознательно защищает себя отправды?
Он легонько поцеловал ее в кончик носа.
–Мне зададут несколько вопросов, – ответил он. – При моем положении и положениимоего отца они не осмелятся долго держать меня под стражей. И я опять буду дома с моей беременной женой.
– Конечно, – прошептала Ларк и, подойдя к Оливеру, обняла с такой силой, которую он в ней не подозревал.
Он поцеловал ее еще раз, долго, томительно, поручая своей памяти навечно сохранить ощущение ее тела, нежность губ, ритм ее дыхания и стука сердца.
Она поцеловала его в ответ, и Оливер подумал, почувствовала ли она его любовь, его сожаление о прошлой жизни, слезы, которые он не пролил. Услышала ли она то единственное слово, которое он отказывался произнести.
Прощай.
–Предупреждаю тебя, дружище, – раздался из темноты камеры лондонского Тауэра голос Оливера. – Я сижу здесь в полном одиночестве уже шесть недель.
Новый заключенный отпрянул к противоположной стене.
– Сэр, я порядочный человек... Оливер расхохотался.
–Господи, это совсем не то, о чем ты подумал. Со мной твоя добродетель в безопасности. – Он откинул рукой прядь спутанных волос. – Но от моих разговоров у тебя заложит уши.
Мужчина бросился вперед, шаркая ногами по заваленному соломой полу.
– Черт возьми! – воскликнул он, откидывая с головы капюшон. – Это ты, Оливер!
– Финеас!
Снайпс опустился возле Оливера и привалился спиной к стене. Он выставил вперед здоровую руку. Пальцы на ней были безжизненно неподвижны и покрыты гноем.
– Я старался держаться твердо, – с горечью произнес Снайпс. – Видит бог, я старался. Старался до тех пор, пока... пока они не принялись за мой большой палец. – Он с трудом пошевелил искалеченным пальцем.
– У каждого свой предел, – спокойно сказал Оливер.
Он находился в странном состоянии какого-то смирения, как будто уже перешел этот «свой предел», когда его разлучили с Ларк. Сердце его окаменело.
– Как много ты рассказал им? – спросил Оливер Снайпса.
Финеас сгорбился и стал казаться меньше ростом. Старше. Несчастнее.
– Все, что знал.
–Все? – По спине Оливера пробежал холодок.
Старик кивнул.
– Про спасение в Шордитче. Про работу моей несчастной жены в самаритянах.
– Черт тебя побери, Финеас. Даже про свою жену!
– Я не мог вынести эту боль. – Он шевельнул изувеченной рукой. – Как не смог и много лет назад, когда был молод и силен. С тех пор я ношу этот бесполезный обрубок как свидетельство своей трусости. Я вернулся, чтобы помочь спасать заключенных от смерти. Это было для меня искуплением, но бог не принял моей жертвы. Уж лучше бы я умер в их руках, чем предал невиновных людей.
Наступило долгое молчание.
– Продолжай, —произнеснаконецОливер. – Ты выдал свою жену. Еще кого?
– Вас, милорд. Вот почему, я полагаю, вы здесь.
Это было не так, но Оливер не стал его разубеждать.
– Я сказал им, что вы помогли Ричарду Слайду избежать смерти на костре в Смитфилде и уехать из Англии. Я рассказал им, как и когда он отплывает.
Оливер облегченно вздохнул. Хвала богу хоть за эту малость. Его предчувствия не подвели его. Он сообщил Снайпсу неверную дату и подменил шифрованную записку.
– Милорд? – Голос Снайпса дрожал от угрызений совести.
– Что?
– Боюсь, я назвал имя леди Ларк. Ярость и ужас мгновенно охватили Оливера.
– Ты, змеиная душа, – выдавил он. – Впутывать женщин...
