Геннадий знаком показывал Розалии, чтобы та закруглялась с пустой болтовней и переходила к сути.
– Вы представите нам ваших родственников? – спросил Антон.
– Непременно, – свекровь подошла к Сильвестру. – Начнем знакомство с моего дорогого мужа. Сильвестр добивался меня пять с половиной лет. О!.. Как он ухаживал! Однажды ночью по балконам залез на восьмой этаж с намерением сделать мне предложение руки и сердца. Жаль, что попал в чужую квартиру. А там муж только из командировки вернулся, жена – идиотка редкостная – голышом по квартире расхаживала. Короче, как только Сильвестра выписали из больницы, мы расписались.
Пока Розалия в красках рассказывала о незабываемом медовом месяце, Геннадий подошел к жене и протянул:
– Да-а-а… резать многовато придется.
– Пусть говорит, – улыбнулась Татьяна.
Рудольфа Розалия представила кратко:
– Рудольф – мой предыдущий муж. В кругу семьи мы называем его по-простому… Ой… сорри, сорри, чуть с языка не сорвалось. Я хотела сказать, Рудик. Начитанный, умный, интеллигентный, имеет два высших образования. В принципе, по этой причине мы и расстались. Знаете, когда наверху прибавляется, снизу, как правило, убывает.
Рудольфа передернуло, но перед объективом камеры он сумел сохранить лицо.
– Мои внуки – Дора и Дориан. Наше светлое будущее. Дора мечтает стать рэпершей, а Дориан грезит биологией. Рядом сидит моя горячо любимая невестка Катарина со своей матерью, – Розалия убила Лидию взглядом.
Гаврилюк ответила тем же.
– Ну и напоследок представляю вам Наталью – нашу превосходную кулинарку, отличного друга, добрейшего человека и просто домработницу.
Татьяна ткнула пальцем в Канделарию Хуановну.
Розалия вскинула брови:
– А-а!.. Господи, я совсем забыла представить вам мою мамусю. Мамочка, прости меня.
Канделария забубнила:
– Вечно про меня забывают.
– У моей мамуси была нелегкая жизнь. Она появилась на свет в начале двадцатых годов прошлого столетия. Родилась переношенной. Моя бабуля носила ее под сердцем четырнадцать месяцев. А как родила, так мамку сразу отдали в ясли.
– Что она несет? – взорвалась Канделария. – Мы так не договаривались.
Не обращая внимания на визги «мамаши», Розалия продолжала работать на камеру:
– Акушерка, принимавшая у бабушки роды, увидев мамусю, захотела засунуть ее обратно…
– Геннадий! Поставь нахалку на место! Я не позволю! Уйду! Справляйтесь без меня!..
Агафоновы вместе с Розалией скрылись в кабинете.
Вернувшись в гостиную, свекровь положила руки на костлявые плечи Канделарии.
– Прости меня, мать. Я погорячилась.
– Но это в последний раз! Последний!
– Розалия Станиславовна, скажите, что ваша мама не в себе, после того, как ее двадцать лет назад бросил муж.
Свекровь закивала.
– Снимаем.
Обнажив белоснежные зубки, Розалия промурлыкала:
– К сожалению, два десятилетия назад мою мамочку бросил отец. Как же она, бедняжка, переживала. Даже хотела перерезать себе вены, но не смогла найти лезвие. Психика дала серьезный сбой – проще говоря, мама немного спятила. В дом престарелых мы ее не отдаем из принципа. У мамуси есть собственная комната, но она предпочитает спать на диване в гостиной. Одевается исключительно в наряды восемнадцатого века. На время проекта мы планировали поместить мамочку в элитное учреждение имени Кащенко, но там нет мест.
Канделария больно ущипнула Розалию.
– Ай! Чтоб тебе облысеть, психопатка старая! – процедила свекровь.
Геннадий возвестил, что приветствие подошло к концу.
Все разбрелись по коттеджу.
– Камеры заработают в восемь утра.
– Все должны находиться в своих комнатах.
– Так мне уже сегодня спать в одной кровати с Розалией? – Сильвестр всем своим видом выказывал неудовольствие.
– Спи где хочешь, но к восьми изволь оказаться в постели рядом с супругой.
Мужик отошел к камину. Рудольф злорадно захихикал.
В семь утра Татьяна металась по дому:
– Через час начинаем. Всем быть в полной боевой готовности.
Розалия, вскочившая в половине шестого, крутилась у зеркала. Сильвестр стоял у окна.
– А вам не кажется, что вы чересчур перегнули палку с макияжем?
Отложив губную помаду, свекровь поправила русый парик:
– Мне никогда не кажется. А вот тебе не мешало бы привести себя в порядок. Переодень пижаму, ты выглядишь смешно.
– Другой нет.
– Тогда сними верх.
– Меня он устраивает.
– А меня нет!
Сильвестр скинул пижамную рубашку. Свекровь скривилась:
– Фу! Сильвестр! Немедленно надень рубашку.
– Вы же сами просили ее скинуть.
– Да, но я не знала, что у тебя такая волосатая грудь. Котик, мы же не в джунглях. С твоей растительностью нужно что-то делать. И не спорь. Я тобой займусь.
– Сейчас не очень подходящее время.
– Ерунда. К вечеру твоя грудь должна быть гладкой как колено.
Сжав кулаки, Сильвестр заикнулся о бритве.
– Бритва? Ты в своем уме? Кто ж в наше время избавляется от волос на теле с помощью бритвы? После бритья они начнут расти в два раза быстрее.
– И что вы предлагаете?
– Эпиляция!
– Ни в коем случае! Я не баба!
– Она займет максимум минут пятнадцать. Сделаю все в лучшем виде.
– Не просите. Я панически боюсь боли. Честное слово. С детства.
– Больно не будет.
– Все равно – не согласен.
Розалия бросила взгляд на часы:
– Без десяти. После поговорим, а сейчас бери рубашку и запрыгивай под одеяло.
Сильвестр лег на отведенное ему место. Свекровь, приняв соблазнительную позу, закрыла глаза.
Катарина в ужасе таращилась на камеру, отсчитывая последние минутки своей свободы. В дверь дважды постучали. Это сигнал от Танюшки – надо притвориться спящей. Повернувшись на правый бок, Копейкина натянула одеяло до самого носа.
Съемка началась. Камеры заработали. В половине девятого семейство в полном составе спустилось в столовую.
Комфортно и непринужденно себя чувствовали не все. Обычной жизнью продолжали жить Лидия, Розалия, Дора и Дориан. Остальные, словно парализованные кролики, двигались неестественно, боясь
