Если только у короля возникнет хоть слабое подозрение, что Стивен испытывает подлинное влечение к своей цыганке-жене, Юлиана окажется в опасности.
Генрих внимательно посмотрел на Стивена.
– Лихорадка, не так ли, Уимберлей?
– Это просто чудо! Она выздоровела, слава Богу! – боковым зрением Стивен заметил, как Кит поспешно вскочил на ноги, а Нэнси отряхивала его камзол и штаны.
Кромвель что-то пошептал на ухо королю. Генрих усмехнулся, словно зверь, – никакого веселья, только голодный взгляд.
– Какой ты умный, Уимберлей. Очень умный.
Стивен ненавидел словесную перепалку, которую так обожал Генрих. Он сожалел о старых временах, когда споры между мужчинами решались в честном поединке с оружием в руках и можно было доказать, чего ты стоишь. Он смело встретил пронизывающий взгляд короля, ожидая, что же тот предпримет, и проклиная свою жену.
Глупышка. Почему она не поверила, что ей лучше прятаться от глаз короля в башне?
Когда Юлиана ослепительно улыбнулась королю, воспоминания снова нахлынули на Стивена – очаровательная улыбка, долгий взгляд...
«Ну а почему бы нет? – серьезно подумал он. – Почему у нее не может возникнуть страсти к королю? Она будет далеко не первой жаждущей получить привилегии любовницы «самого могущественного правителя во всем христианском мире».
Богу известно, что сам он слишком мало сделал для того, чтобы Юлиана была довольна своим пребыванием в Лунакре.
– Ваш муж сообщил нам, что вы нездоровы, – сказал Генрих.
– Это действительно так, – резко сказал Стивен, беря Юлиану за плечо. – Вам лучше вернуться в спальню, пока приступ не повторился.
Юлиана приложила руку ко лбу и покачала головой.
– Лорд Уимберлей слишком беспокоится. У меня был озноб, но уже прошел.
Кромвель и Генрих обменялись взглядами. Ответ Юлианы казался правдивым.
– Ваша Светлость, я уверена, что вы посочувствуете моему недомоганию и выполните одну небольшую просьбу.
Король приподнял бровь.
– В чем же состоит ваша просьба, милочка?
Юлиана кивнула в сторону Родиона, который все еще вырывался из рук стражников, а Джилли Игэн закатила рукава и, без всякого сомнения, готовилась броситься в бой с вооруженными стражниками.
– Сир, пожалуйста, освободите этого человека, – умоляюще произнесла Юлиана.
Королевское окружение разразилось возмущенными возгласами. Но Генрих улыбнулся, лицо его помолодело.
– Вы так мило умоляете. Что значит этот человек для такой уважаемой леди?
Юлиана сделала шаг назад, уязвленная неприличными предположениями короля. Она сжала руки и опустила глаза в землю.
Усмехнувшись, король обернулся к Стивену.
– Ну, Уимберлей. Тебе удалось приодеть, отмыть ее, но удалось ли тебе превратить цыганку в леди?
Стивен скрестил руки.
– Она перестала красть лошадей.
– Я горжусь своей дружбой с цыганами, – взорвалась Юлиана. – Родион принадлежит табору, который приютил меня, когда я оказалась без крова. И поэтому, я умоляю вас: освободите его.
Она взглянула на Джилли, та стала совсем пунцовой.
– А кроме того, – добавила Юлиана с добрым юмором, – он очень нравится моей горничной, а она – безобидная душа.
Король погладил бороду и указал толстым унизанным кольцами пальцем на заколотую тушу оленя.
– А как насчет убитого оленя? Вы, конечно, понимаете его ценность. Даже лорду Уимберлею, охраняющему мои охотничьи угодья, требуется специальное разрешение для охоты на оленей.
Юлиана посмотрела на Стивена, и Стивен увидел в ее глазах столько эмоций: мольба, сожаление и непреклонная гордость. Не отрывая от него глаз, Юлиана произнесла:
– Ваше Величество, мой муж компенсирует вам стоимость оленя.
– Очень мило, – произнес Генрих, а все присутствующие затаили дыхание. – Ну, Уимберлей? Да, тут уж женитьбой не поможешь. Сколько ты мне заплатишь за освобождение цыгана?
У всех присутствующих рты открылись от удивления. Стивен окаменел, испытывая желание придушить свою жену. Сначала она выставила его лжецом перед королем, хотя он лгал для ее защиты. Затем она унижается из-за Родиона, своего цыганского возлюбленного, как все считали, хотя ей должно быть понятно, что он не позволил бы, чтобы этого придурка разорвали на части. А теперь она ждет, чтобы он предложил цену за спасение шкуры этого цыгана.
