— Это такие закрученные хроматиновые тельца, которые встречаются только у женщин. Обычно их соскабливают с внутренней поверхности щеки для анализа.
— Неверно, два. Уварова, половой хроматин?
— Это образование из хроматина. Из женской Х-хромосомы.
— Правильно. Точно. Пять.
Так вот, таких как я обычно «заваливали». Чтобы получить взятку. Я взятки не давала, потому что не было денег. Таким образом я стала двоечницей. А Рита мне постоянно помогала. Объясняла мне, как ответить, чтобы придраться было не к чему. Она вообще, можно сказать, компенсировала мое хилое школьное образование.
Однажды со мной случилась нелепая история. Шла лекция про половые гормоны, обсуждался тестостерон. Читал заведующий кафедрой патологической физиологии Иван Владимирович Сапожников. С виду он был очень даже симпатичным — как пожилой охранник на заводе. Как такой анонимный дедушка с автобусной остановки — с плетеной сумкой в руках и с томиком Булгакова под мышкой. Носил кругленькие очки, простенький костюм цвета некоторых физиологических выделений при патологии, из-под брюк трепетно выглядывали белые носочки. Он был совершенно лысым, с седыми бровями. По оттенку кожи можно было догадаться о былой рыжине. Его внешний вид был жалким и трогательным, речь — мягкой и тихой. Многие за одно только амплуа называли Сапожникова «душкой» Сразу после тестостерона должна была прийти «тетенька с телевизора» — журналистка с федерального канала врач, ведущая передачу о здоровье. В нашем деревенском микроклимате поднялся хай, про мужской гормон пришло послушать пол- института.
— И вот, как я уже говорил, дорогие доктора, гормоны влияют на все. На наши мысли, идеи, скорость биения сердца, дыхание… Ах, как же влияют гормоны на наши сердца. Вспомните, в каком сумасшедшем ритме забилось сердце, когда барышня впервые положила вашу ладонь на свою!
С задних рядов послышалось:
— А если это окажется молодой человек — сердце вообще на хрен выпрыгнет!
— Но не всегда, — продолжил Сапожников, — половые гормоны делают нас такими легкими, счастливыми и беззаботными. Тестостерон, например, считается гормоном агрессии. Так, когда у человека повышено содержание тестостерона в крови, он может вести себя несколько грубо. — Сапожников слегка понизил тон, перешел на более откровенные и менее торжественные ноты. — Вот возьмем хотя бы вас, уважаемые доктора. Ведь все вы — москвичи. Из интеллигентных семей. Ваши отцы работают в больницах, в университетах, а не на заводе или за баранкой такси. И вдруг, по весне, вы начинаете вести себя, как будто вы приезжие. Орете, ругаетесь матом, раскидываете повсюду мусор, хамите преподавателям. Деретесь, как больные дети. Да, я неоднократно видел, как хорошие москвичи становятся, как это слово? Ну, жаргонное, вы знаете — лимитчиками…
Я испытала хоть и ожидаемый, но все же достаточно сильный шок. Приехали. Жаль, мне казалось, что Юрченко одна такая. Быстро оборачиваюсь назад. На сцену с кафедрой спокойно смотрят восточные глаза Саран, Нанзата Хутаева, Саяны, Мункоева и прочих студентов с повышенным тестостероном». Если уточнять (ради о6щей картины), коренных москвичей, кроме моей персоны, в нашем потоке вообще не было. Ни единого человека. Более того — у половины родители как раз трудились на заводах, крутили рули и готовили общепитовскую еду. Лично я не вижу никакой связи между этими двумя фактами и «гормоном агрессии». Зато вижу отвратительный пример нищеты человеческого духа. Ведь главное заключается вот в чем: педагог отлично знает о том, что в зале — сплошь не москвичи, кроме одной девушки. Не представляю, вырабатывают ли в таком возрасте железы тестостерон, но преподаватель явно ведет себя неоправданно агрессивно.
Это чувство похоже на пчелиный укус. Сначала — мелкий щипок, потом — ничего не чувствуешь, и вдруг — тебя начинает терзать резкая точечная боль. Меня распирало.
— Иван Владимирович, как вы можете такое говорить?!
— Да, уважаемый доктор, у вас вопрос?
— Какой вопрос? Вы зачем людей оскорбляете?
— Тсс! — послышалось с обеих сторон. Саран дернула меня за рукав и прошептала:
— Он же завкафедры! Он же… Он же…
— Вы вообще кем будете? Я вас лично оскорбил? Разве не понятно, о чем идет речь?
— Мне — понятно. Я требую, чтобы вы извинились перед присутствующими.
— За что? Доктор, с вами все в порядке? Как ваша фамилия?
Вдруг я услышала:
— Асурова. Моя фамилия — Асурова. Я — лимитчица. Делайте с этим что хотите. — Рита смотрела по сторонам. Думала — сейчас каждый встанет по очереди, как в красивой древней саге. Скажет: «Я — Магомедов!» или «Я Акылаев!», а затем: «Я — лимитчик!», «У меня — тестостерон!» или «Взгляните в мои азиатские глаза и повторите последнюю фразу!» Но ничего подобного не произошло.
— Так, доктора, взяли свои вещи и вышли вон из аудитории. Вы срываете лекцию. Через полчаса жду в своем кабинете.
Когда прозвенел звонок, за пару минут до прихода «тетеньки с телевизора» к нам подошел Коротков. Он остановился и затоптался на месте.
— Вы только поймите — ведь я на красный диплом иду..
— Понимаю, — сказала Асурова.
Мне захотелось отвернуться и посмотреть на дверь. Коротков опустил голову и вышел в коридор. Мы с Ритой остались перед желтой табличкой: «Академик И. В. Сапожников. Зав. кафедрой патологической физиологии».
— Скажи, — спросила меня Рита, — а мы похожи на людей, которым нечего терять?
— Нет, конечно, нет, мы же не такие. Мы же действительно хотели поставить его на место.
Она вопросительно взглянула на меня. Я добавила:
— В общем — да, похожи…
Потом мы вошли в кабинет. В кресле Ивана Владимировича восседал Висницкий. Помните его? Мрачный бывший военный хирург, который не допустил меня до сдачи анатомии и разозлился на «три доли печени». Чуть позже зашел Сапожников. Картинно поздоровался с Висницким, пожал ему руку.
— Сегодня, — сказал Сапожников, — эти две барышни сорвали лекцию про половые гормоны. Видать, тема их слишком переволновала.
— Да, — ответил Висницкий, — я слышал.
— Как интересно! — воскликнул Иван Владимирович. — Вам студенты рассказали?
— Разумеется.
— Так, конечно, сразу видно, что девушки не слишком серьезно относятся к своему будущему. Особенно к ближайшему экзамену.
Рита сказала:
— А чего с нас, с лимитчиков, взять?
И тут Сапожников поразил меня наповал:
— Лимитчиков? Откуда вы берете такие отвратительные слова?
— А вы, — говорю, — откуда?
Иван Владимирович остановил меня величественным жестом.
— Допустим, в качестве примера я привел… Вот посмотрите, Андрей Григорьевич. Хамство не имеет границ.
Висницкий сочувствующе кивнул.
— Скажем, барышни не опасаются насчет экзамена. Скажем, им кто-то поможет. Ну а потом что? Ведь с таким подходом и на работу будет сложно устроиться. Ведь когда молодой доктор, — последняя фраза больше подходила матерому мафиози, — спорит с ака-аде-еми-ком, тут уже возникают более серьезные проблемы.
Висницкий поднял подбородок и трагично опустил бесцветные ресницы.
— Ладно, — сказал Сапожников, — насчет экзамена мы еще подумаем. А вы, — он развернулся к Андрею Григорьевичу, — поговорите с девушками. Буквально в двух словах. Знаете, на всякий случай.
С этой репликой Иван Владимирович широко улыбнулся и прикрыл за собой дверь. Повисла тишина.
