В конце концов им удалось растормошить даже Джона. Идеи так и порхали в воздухе: новая мебель, автомобиль, театр, по воскресеньям обед с цыпленком. Но ни один не упомянул о том, что давно бы уже пора покрасить дом заново снаружи и изнутри; ни один не предложил пригласить настоящего садовника, чтобы он привел в порядок участок позади дома. Трое из присутствующих не знали, почему они так делают. У них это получилось инстинктивно.
К мистеру Маблу мало-помалу вернулось хорошее настроение, он стал доброжелательным и веселым, каким дети не видели его уже много лет. То и дело заливаясь смехом, он вынул большой блокнот и торжественно заносил туда все пожелания и предложения.
— Твой чай остывает, Уилл, — сказала миссис Мабл. — Выпей, и будем играть дальше.
Дети испуганно посмотрели на отца. Значит, все это только игра?.. Как жаль!.. Но мистер Мабл их успокоил.
— Это не игра, мать, — сказал он. — В самом деле не игра.
Миссис Мабл, однако, все еще не преодолела сомнения. В ее путаной и пугливой памяти сохранились два случая, когда муж жестоко посмеялся над ее глупой доверчивостью. И ей было очень страшно, что она снова выставит себя на посмешище.
— Это не игра, мама, — уговаривали ее Джон и Винни.
— Я заработал в Сити кучу денег, — сказал Мабл.
— Слышишь? Папа кучу денег заработал в Сити, — повторила Винни.
Миссис Мабл постепенно начинала им верить.
— Сколько? — Удивительно, она проявила куда больше практичности, чем ее дети.
— Больше, чем ты себе можешь представить, — ответил мистер Мабл. Он упорно придерживался той точки зрения, что жене ни к чему знать точную цифру доходов мужа; хотя однажды это едва не привело его к катастрофе. — Достаточно, чтобы всем нам хватило на жизнь, — туманно добавил он.
— Но, Уилл, не бросишь же ты… не бросишь же ты службу в банке? — воскликнула потрясенная миссис Мабл. В ее словах звучало глубочайшее почтение к всесильному хозяину, дающему им хлеб насущный, и в то же время страх перед мыслью об увольнении, которая дамокловым мечом вечно висела у них над головой.
— Еще не знаю, — небрежно ответил мистер Мабл. — Может, брошу, а может, нет…
— О, Уилл, не делай этого, не делай!.. Вдруг что-нибудь с нами случится?
— Что случится? Что такое с нами может случиться? — Мабл не смог удержаться от иронической интонации. После виртуозной манипуляции с франками его раздражало даже предположение, что финансовый гений может его подвести. Он даже не подумал, что Энни ничегошеньки об этом не знает. Это было очень для него характерно, как было характерно и недовольство тем, что жена, пусть в самой микроскопической мере, пытается высказать самостоятельное мнение о том, как им жить. Направлять их совместную жизнь — его дело.
— Не знаю, но… Ах, Уилл, не мог же ты заработать сразу столько!..
В глазах детей было вполне естественно, что в один прекрасный день отец приходит домой и сообщает: он заработал целое состояние. Но для жены это было самым невероятным из всего, что только можно себе вообразить. Мистер Мабл долго ее убеждал, а когда наконец убедил, радость его уже улетучилась без следа. Никто в семье не пришел в восторг, никто не сказал, какой замечательный человек их отец… Джон, тот вообще воспринял все происходящее как личную обиду. Энни же выдумала такое!.. О, это на нее похоже!.. Перенапряженные нервы бедняги Мабла не выдержали, и он в конце концов вышел из себя.
— Вы все — ненормальные! — крикнул он в сердцах. — А уж ты, Энни…
Энни расплакалась, и мистер Мабл, как всегда в таких случаях, почувствовал, что терпение его лопается. Издав нечленораздельный вопль, который лишь в слабой мере способен был выразить, как ему все это надоело, — он с оскорбленным видом вскочил с кресла. Затем последовал обычный, хорошо знакомый всем ритуал. Обежав комнату, мистер Мабл собрал разбросанные там и сям книги по криминалистике, потом нашарил в кармане ключ от стенного шкафчика, достал бутылку виски, сифон с содовой, стакан и, схватив все это в охапку, удалился. Энни и дети слышали, как он вошел в гостиную и с грохотом захлопнул за собой дверь.
— Боже мой, Боже мой, Боже мой… — рыдала, прижав к глазам платок, миссис Мабл. Потом взяла себя в руки. В семье существовал молчаливый уговор: делать вид, будто глава семьи не пьет, и вообще никогда не был пьяным, и никогда не испытывал даже интереса к спиртному. Кроме того, в последнее время у них сложилась еще одна традиция: считать, будто мистер Мабл сидит в гостиной без какой-то особой причины. Мало ли у кого какие причуды!
— Вот что, дети, — сказала миссис Мабл, которая, сама не ведая почему, давно решила любой ценой поддерживать эти иллюзии, тем самым сохраняя авторитет мужа. — Заканчивайте поскорее уроки и не шумите, не беспокойте папу. Может, он нам еще расскажет что-нибудь обо всем этом… когда отдохнет.
Она взяла поднос с нетронутым чаем мистера Мабла и унесла его на кухню. Мимо двери гостиной она прошла очень тихо, на цыпочках. Остаток вечера она провела за мытьем посуды и глаженьем.
Закончив дела и послав детей спать, Энни села у стола в пустой столовой. Она чувствовала себя очень, очень усталой: кроме того, ее угнетали тяжелые мысли. Разумеется, она верила своему дорогому Уиллу: если он сказал, что заработал огромные деньги, значит, так и есть. Но все же… вдруг он где-то ошибся, вдруг все не так, как он себе представляет?.. А намерение мужа бросить службу в банке ввергло ее в настоящую панику… Конечно, она ни за что, никогда, никому — пожалуй, кроме самой себя, — не призналась бы, что где-то совсем глубоко в ее душе живет смутное подозрение: а вдруг Уилл добыл эти деньги нечестным путем?.. Его могут арестовать, даже посадят в тюрьму как преступника… О, это будет так ужасно!.. Хотя она все равно будет любить мужа и останется верна ему до смертного часа… Миссис Мабл, с ее путаными романтическими представлениями о жизни и с присущей ей тихой последовательностью, действительно готова была в душе к чему-то подобному. Нет-нет, конечно, Уилл ничего дурного не сделал… Но мало ли: на него может пасть подозрение… и улики, или что там бывает, сложатся так, что все будет против него. Не о том ли, кстати, говорит беспокойство, владеющее им в последнее время — даже ей это бросилось в глаза, — и странное бормотание по ночам?.. Бедняжечка… его что-то ужасно гнетет, она же чувствует… Она вспомнила, что сейчас муж, совсем один, сидит там, в темной гостиной, и ей стало невыносимо жалко его. Любовь к Уиллу переполняла ей душу, выжимала на глазах слезы. О, как горячо она любила его в этот момент!.. Наверное, именно из-за этого беспокойства, что его угнетало, он в последнее время не был с ней ласков. Пора положить этому конец, пусть знает: его женушка с ним, она разделяет его тревоги. Для миссис Мабл в мире не существовало ничего, что было бы ей дороже, чем поцелуи этого маленького, с торчащими рыжими усами человека, которого теперь, как она была почти уверена, терзают адские муки… Ей даже пришлось прижать руку к сердцу, чтобы оно не разорвалось от внезапного прилива любви. Она — не подозревая того — подошла к поворотному моменту своей жизни. Не колеблясь более, она встала и тихо направилась в гостиную, неся обожаемому мужу свою любовь и поддержку.
Мистер Мабл, как всегда, сидел в своем неудобном поздневикторианском кресле и смотрел в окно. Поза его выражала странную смесь напряжения и расслабленности — словно он на минуту оторвался от книги, чтобы додумать какую-то мысль. Но для чтения вот уже час как было слишком темно. Мистер Мабл был основательно пьян; пока он неотрывно смотрел на залитый сумерками сад, хранящий его тайну, мозг его беспрерывно работал, изобретая, сортируя, отбрасывая фантастические возможности прошлого, настоящего и будущего.
— Дорогой!.. — позвала его миссис Мабл. Затем, не получив ответа, сказала чуть громче. — Ты не спишь, дорогой?
Бесшумно, словно серое привидение, она приблизилась в полутьме к мужу и легонько тронула его за плечо. Тот дернулся и стремительно обернулся. От толчка бутылка со стуком упала на пол, остатки виски вылились на ковер.
— Что… что такое? — забормотал мистер Мабл. В конце концов, не может же человек все время быть готовым к любым неожиданностям!.. Он только что успел чуть-чуть успокоиться… Тут он понял, что это всего лишь жена. — А, это ты… Идиотка!.. — Он оскалил зубы, стыдясь своего нелепого испуга и испытывая жгучую ненависть и к жене, и к самому себе, и ко всему миру…
