Она бросила беглый взгляд на отца. Он занялся мальчиками, и его лицо ничего не выразило.
— Прошу меня простить, — сказала Сара.
— Перестань, — вскинулся Кайл. — Когда ты была маленькая, ты всегда ненавидела работу в семейном бизнесе, но теперь-то ты взрослая.
— Я ее не ненавидела. — Болезненное чувство охватило ее. Они никогда не говорили об этом раньше, однако, похоже, и отец и сын знали.
— Кайл, достаточно, — твердо произнес ее отец. Сара перевела взгляд с отца на брата. Они были так похожи, эти двое, оба честные и тяжело трудящиеся, — и куда больше понимали ее беды, чем она им когда-либо позволяла.
— Он прав. Я была просто глупым ребенком.
— Ты была очень маленьким ребенком. И я хотел бы, чтобы я не заставлял тебя работать на устричной ферме. — Он взял Адама за ножку и поиграл с ним. — Никаких устричных ферм для тебя и твоего брата, молодой человек, это я обещаю. — Он ухмыльнулся Саре. — Быть отцом намного легче, чем быть дедушкой.
— Я могу сказать то же самое о том, чтобы быть дочерью, — теперь, когда я стала матерью. Серьезно, мне хотелось бы, чтобы я делала больше. Семейный бизнес дал мне лучшее образование, которое можно купить за деньги. Я никогда этого не ценила. — Она сглотнула, чувствуя боль в горле. — Папа, мне так жаль.
Он поднялся с игровой площадки на полу, чтобы обнять ее. По кусочкам напряжение внутри ее ослабло и ушло. Прощение такая простая вещь, думала она, если ты ему покоряешься. Улыбаясь сквозь слезы, она потянулась к брату.
— У меня больше нет вшей, — сказала она, и он позволил ей себя обнять.
— Значит, это означает, что ты в деле? — спросил Кайл.
— Только не заставляй меня становиться Устричной королевой.
В утро Устричного фестиваля отец Сары попросил ее встретиться с ним в гараже Гленна Маунгера.
— У меня для тебя сюрприз, — было все, что он сказал.
По дороге в гараж Сара завезла малышей к бабушке и тете Мэй. Они настаивали на том, что присмотрят за детьми весь день и вечер. Пришло время, сказали они. Сара не могла с ними спорить и не могла оспорить профессиональную компетенцию, с которой старые леди брались за дело. В конце концов она отдала мальчиков с чувством облегчения и благодарности.
Материнство определяло каждое мгновение ее жизни. Она погрузилась в него и зачастую забывала выйти подышать воздухом. Ее доктор, озабоченный ее истощением, настаивал, чтобы она перевела их на искусственное вскармливание, и теперь они к тому же ели кашку. Когда она покинула дом бабушки, она заставила себя не оглядываться. Они в порядке, сказала она себе.
И конечно, так оно и было. Была даже какая-то симметрия в том, как старые леди-близнецы присматривали за мальчишками-близнецами.
Оказавшись предоставленной самой себе в первый раз после рождения детей, Сара чувствовала себя легко и странно, ничем не обремененной, хотя продолжала беспокоиться о том, что что-нибудь забыла. Когда она припарковалась у гаража Маунгера и вышла, она минутку постояла у «мини», чувствуя себя слишком легковесной без обычных пеленок и детских одежек и без самих детей. Затем она сделала глубокий вдох и отправилась искать отца.
Гараж автомобилей и автосервиса существовал в Гленмиуре столько, сколько помнила себя Сара. Это было такого рода место, которое привлекало парней куда больше, чем женщин, может, именно поэтому ее отец проводил там так много времени. Гараж, похожий на амбар, имел отделения для починки автомобилей, сдававшиеся внаем, и сложный набор инструментов и оборудования. Старомодный музыкальный автомат играл старомодную музыку. Длинные стены были покрыты эмалированными надписями названий моторного масла и радиальных шин, винтажными неоновыми часами и календарями и подсвеченными стеклянными полками, на которых стояли призы, которые Гленн выиграл на автомобильных шоу по всей стране.
В поисках отца она проходила мимо автомобилей в разной стадии починки, некоторые с открытыми двигателями, другие с недостающими частями или снятыми кузовами. В дальнем конце, омытый светом из открытой двери на бухту, стоял ее отец рядом с «мустангом». Его лицо сияло любовью и гордостью.
— Папа, это прекрасно.
Автомобиль сиял свежей краской цвета мака. Все хромовые части сверкали, словно зеркала, и верх был опущен. Видя автомобиль и выражение лица отца, Сара вспомнила множество мгновений из своего детства — поездки в город с мамой, которая выглядела так роскошно в шелковом шарфе и темных очках, ее отец напевал в такт радио, а Кайл сидел рядом с ней на заднем сиденье.
— Я так рада, что вернулась, — сказала она отцу.
— Разве могло быть иначе, — ответил он, открывая ей дверь. — Поедем заберем твоего брата и Ла Нелл.
Двигаясь с королевским достоинством, они проехали по главной улице города в «мустанге». Сняв туфли, чтобы не испортить обивку, Сара и Ла Нелл уселись на заднем сиденье автомобиля с откидным верхом, махая руками, словно возвращающиеся домой королевы, когда они проезжали мимо толпы, которая собралась на фестиваль. Сара откинула голову, чувствуя тепло индийского летнего солнца. «Видишь, мама? — подумала она. — Не о чем больше беспокоиться. Мы в порядке».
Хотя первоначально фестиваль был организован, чтобы создать добрые отношения между продавцом и покупателем, праздник распространился на весь город. В павильоне, установленном фирмой-поставщиком, Устричная компания бухты Мун представляла осенних устриц. Гости дегустировали сырые кумамото с лимонным соусом или с хреном, устрицы «Томалес» на гриле и барбекю, запеченные и вареные устрицы «Мэд-Ривер». Местный пивоваренный завод снабдил фестиваль отличным портером, который хорошо шел с устрицами в сливочном соусе и ржаным, душистым хлебом. Винный завод из Напы предоставил сухой мускадет, еще один напиток, превосходно подходящий к устрицам. Цветочная ферма Боннеров предоставила украшения.
В городском парке развернулся пикник, соревнования на детском пляже и морская регата вокруг бухты. Рыболовецкий флот натянул фонарики на оснастке каждой лодки, и ансамбли с живой музыкой выступали весь день до поздней ночи.
Фестиваль был веселым и утомительным, как и обещали ее отец и брат. Часы проходили как в тумане, и девочка, которой когда-то была Сара, та, которая жалела, что она дочь устричного фермера, которая прятала свои обветренные руки, но не свое отношение, исчезла окончательно и бесповоротно, и ее исчезновение прошло незамеченным и без печали. На ее месте оказалась достойная женщина, дочь и сестра, полная гордости и восторга от своей семьи.
Это не был превосходный день. Уилл не показывался. Не то чтобы он был обязан, повторяла она себе. Их отношения — такие, какими они были, — развивались черепашьим шагом, и на самом деле она не была уверена, развиваются ли они вообще. Кто-то сказал ей, что он наблюдал за Авророй на регате, поздравляя ее, когда она пришла к финишу, но Сара его не видела.
Так было лучше. Когда бы она ни была рядом с Уиллом Боннером, она чувствовала напряжение невыносимого желания, такого сильного, что это причиняло боль. Он заставлял ее хотеть делать глупые вещи, но она теперь была матерью. Со своими двумя мальчиками, зависящими от нее, она не могла позволить себе делать ошибки.
К закату половина павильона была переделана под танцпол. Прибыл новый ансамбль, и музыканты принялись настраивать инструменты. Сара почувствовала, что она отчаянно нервничает. «Но в конце концов, — решила она, — зачем я купила себе великолепный наряд для этого вечера». Это было застегивающееся на спине бледно-голубое шифоновое платье на бретельках, с летящей юбкой, которая крутилась, словно цветочные лепестки. Подходящие туфли-лодочки заставляли ее чувствовать себя словно Золушка на королевском балу.
Раньше, в Чикаго, она чувствовала себя пойманной в ловушку в своих великолепных нарядах, но
