чем.
Она стояла – такая маленькая, потерянная, обиженная.
Хок добавил, уже мягче:
– Мне с тобой всегда было хорошо, особенно этой ночью, девочка моя! А сейчас поторопись, а то опоздаешь к утренней молитве.
После службы они тронулись в путь, сытые и отдохнувшие. С собой в дорогу им дали целую корзину снеди. Кеннет предложил и лошадей, но Гарет отказался. Он не любил быть чрезмерно обязанным даже хорошим друзьям.
В дороге Розу не тревожило молчание Гарета. За несколько дней, проведенных вместе, она стала привыкать к его суровому нраву. Только изредка, украдкой, она поглядывала на строгое мужественное лицо Хока, думая о восторгах прошедшей ночи. Теплые волны нежности накатывали на нее при воспоминаниях об объятиях и поцелуях.
К полудню они притомились. Даже окружающий пейзаж; стал действовать утомляюще: нескончаемые луга желтели пожухлой травой, изредка попадались островки деревьев с полуоблетевшей листвой. Путники сели отдохнуть и перекусить. Молча жевали они черный хлеб с сыром, запивая красным вином из фляги. В окружении высокой травы Роза смотрелась диковинным цветком. Сквозь облака пробивались редкие потоки неяркого солнца, и казалось, что все лучи света обращены к Розе. Сегодня она была еще красивее. Прекрасные черты юного лица обрели спокойствие уверенной в себе женщины. Это и точило душу Гарета! Что он натворил, совершив непоправимую ошибку! Зачем он поступил столь бесчестно?
Как изменятся эти прекрасные черты лица, когда Роза узнает истинную причину ее похищения из монастыря! Высокий чистый лоб избороздят морщины, потемнеют фиалковые глаза, губы, по которым сейчас блуждает прелестная улыбка, искривятся в гневе. Хок не видел Розу такой ни разу, но предполагал, что ее гнев будет столь же силен и всепоглощающ, как и любовь.
– Тебе нравится?
Роза сплела венок, и теперь корона из белесых сухих луговых цветов обрамляла прелестную головку. Огромные глаза казались еще ярче, чем обычно.
Вместо ответа Гарет лишь кивнул.
– Пора идти, нечего нам тут засиживаться! – сказал он.
Стараясь шагать в ногу, Роза за ним едва поспевала.
– Далеко ли до Мастерсона, Гарет?
– Уже нет. На ночь мы остановимся в Липнете, а утром будем на месте.
– Я не успела в прошлый раз как следует разглядеть Мастерсон.
– Чем меньше ты будешь его разглядывать, тем лучше.
Роза уловила горечь в резком ответе Хока.
– Сейчас твое поместье переживает не самые хорошие времена, – с сочувствием сказала она. – Но я представляю, каким оно было когда-то! Счастье снова улыбнется Мастерсону, и опять в нем станет всем уютно, люди заживут богато…
– Управляющий погряз в продажности. У кого была возможность и кто поудачливее, те сбежали. Оставшиеся перегрызлись между собой, – разоткровенничался вдруг Гарет.
Носком башмака он отшвырнул с дороги камень.
– Позволь мне помочь Мастерсону, Гарет, – попросила Роза. – Драгоценности моей матери можно продать и на вырученные деньги купить зерно, а также заплатить за службу твоим рыцарям.
– Нет, я не могу тебе этого позволить. Для меня это вопрос чести.
У Хока кольнуло сердце. Он вспомнил о поручении лорда Джона.
Роза заглянула ему в лицо, ее глаза блестели от негодования.
– Это бесчестно – отказываться от поддержки супруги, Гарет! И, кроме того, ты не должен заставлять своих людей голодать!
Хок схватил ее за руку, резко остановился и вымолвил, задыхаясь и едва сдерживая себя от ярости:
– Я сам разберусь в своих делах! Не вмешивайся!
Роза замолчала. Опустив голову, она плелась за мужем следом.
Солнце уже садилось, когда они добрались до Линнета. Городок был небольшим: всего несколько неказистых домов, крытых камышом, да захудалый постоялый двор под названием «Желтый Олень».
К их столу подошла трактирщица в заляпанном переднике и несвежем чепце.
– Чего-нибудь выпить и перекусить, – попросил Гарет.
– Будь добр, мил человек, сначала покажи монеты.
– Да есть у меня деньги!
– Бывают часто у нас рыцари вроде тебя! Только кроме герба на груди ничего у них нет за душой!
Гарет стиснул зубы. Всего несколько ночей назад он останавливался здесь. Трактирщица, видимо, его не запомнила. Не вступая в перебранку, он молча бросил две монеты на стол. Женщина подхватила их и спрятала в карман.
Несколько крестьян в грубой домотканой одежде с обветренными усталыми лицами попивали эль из глиняных кружек. Два старика сидели у огня, ведя немногословную беседу. В темном углу трое странников в
