– Спасибо, ребята, – сказал он матросам. Те в ответ козырнули и что-то торопливо пробормотали.
Буш только что появился из-за угла и торопливо шагал к ним. Теперь Хорнблауэр мог оставить матросов на него и, при досадном недостатке торжественности, повести Марию в гостиницу.
Но вот, наконец, и хозяин с салфеткой через руку, за ним жена.
– Добро пожаловать, сэр. Добро пожаловать, мадам. Сюда, сэр, мадам. – Он распахнул дверь в общую столовую, где на ослепительно белой скатерти накрыт был свадебный обед. – Адмирал прибыл всего пять минут назад, сэр, так что вы должны нас простить сэр.
– Какой адмирал?
– Досточтимый адмирал сэр Уильям Корнваллис[1], сэр, командующий Ла-Маншским флотом. Его кучер говорит, наверняка будет война, сэр.
Хорнблауэр понял это уже девять дней назад, как только прочитал обращение короля к парламенту и увидел на улице вербовочные отряды. Тогда его назначили капитан-лейтенантом на «Отчаянный»… и тогда же он оказался помолвлен с Марией. Беззастенчивое поведение Бонапарта на континенте означает, что…
– Бокал вина, мадам? Бокал вина, сэр?
Хорнблауэр заметил, что Мария вопросительно смотрит на него. Она не решается ответить, пока не узнает, что думает ее новоиспеченный муж.
– Мы подождем остальных,– сказал Хорнблауэр.– А вот…
Тяжелые шаги на пороге возвестили о появлении Буша.
– Все остальные будут через две минуты, – объявил Буш.
– Очень любезно с вашей стороны было организовать экипаж и моряков, мистер Буш, – сказал Хорнблауэр. В эту минуту он придумал еще одно подходящее для доброго и заботливого мужа высказывание. Он взял Марию под руку и добавил: – Миссис Хорнблауэр сказала, что вы доставили ей большую радость.
Мария захихикала, и он понял, что, как и ожидал, приятно удивил ее, неожиданно назвав новым именем.
– Желаю вам счастья, миссис Хорнблауэр, – торжественно сказал Буш, потом обратился к Хорнблауэру: – С вашего разрешения, сэр, я вернусь на корабль.
– Сейчас, мистер Буш? – спросила Мария.
– Боюсь, что да, мэм, – ответил Буш и снова повернулся к Хорнблауэру. – В любой момент могут подойти провиантские лихтеры.
– Боюсь, вы правы, мистер Буш, – сказал Хорнблауэр. – Держите меня в курсе, пожалуйста.
– Есть, сэр, – ответил Буш и удалился. Вот наконец, и остальные. Всякая неловкость исчезла, стоило миссис Мейсон усадить гостей за праздничный стол. Вытащили пробки, выпили. Миссис Мейсон настаивала, чтоб Мария разрезала свадебный пирог шпагой Хорнблауэра – она вообразила, что именно так поступают невесты флотских офицеров в высшем лондонском свете. Хорнблауэр не был в этом уверен – десять лет он прожил в твердом убеждении, что клинок ни в коем случае нельзя обнажать под крышей или под палубой. Но его робкие возражения были отброшены, и Мария, взяв шпагу двумя руками, под аплодисменты собравшихся разрезала пирог. Хорнблауэр меж тем с трудом сдерживал нетерпение. Наконец он забрал у нее шпагу и поспешно вытер с клинка сахарную глазурь, думая мрачно, приятно ли было бы собравшимся узнать, что когда-то он вытирал с него человеческую кровь. Он все еще занимался шпагой, когда услышал хриплый шепот трактирщика:
– Прошу прощения, сэр. Прошу прощения, сэр.
– Ну?
– Адмирал шлет вам свои приветствия и хотел бы видеть вас, когда вы сочтете это удобным.
Хорнблауэр замер со шпагой в руке, непонимающе глядя на трактирщика.
– Адмирал, сэр. Он в парадной комнате второго этажа, мы обычно называем ее адмиральской комнатой.
– Вы имеете в виду сэра Уильяма, конечно?
– Да, сэр.
– Очень хорошо. Мое почтение адмиралу и… нет, я поднимусь немедленно. Спасибо.
– Спасибо вам, сэр. Еще раз прошу прощения. Хорнблауэр сунул шпагу в ножны и оглядел собравшихся. Все внимательно следили за служанкой, раздававшей куски пирога. На него никто не глядел. Он поправил шпагу, проверил, хорошо ли завязан галстук, и незаметно вышел из комнаты, прихватив треуголку.
Хорнблауэр постучал в дверь адмиральской комнаты. На стук ответил глубокий, столь памятный Хорнблауэру голос:
– «Войдите». Помещение было такое большое, что даже четырехспальная кровать терялась в дальнем его конце – то же относились к секретарю, сидевшему за столом у окна. Корнваллис стоял посреди комнаты и, пока его не прервали, очевидно, диктовал.
– А, Хорнблауэр. Доброе утро.
– Доброе утро, сэр.
– Последний раз мы встречались с вами по поводу того ирландского бунтовщика. Насколько я помню, его пришлось повесить.
Корнваллис, «Голубоглазый Билли», почти не изменился за четыре года. Он по-прежнему был высок, сдержан и готов к любой неожиданности.
– Прошу садиться. Вина?
– Нет, спасибо, сэр.
– Это понятно, памятуя, откуда вы пришли. Приношу извинения, что прервал вашу свадьбу, но винить за это надо не меня, а Бони.
– Конечно, сэр. – Хорнблауэр чувствовал, что уместно было бы ответить покрасноречивей, но ничего не придумал.
– Я задержу вас совсем ненадолго. Вы знаете, что я назначен командовать Ла-Маншским флотом?
– Да, сэр.
– Вы знаете, что «Отчаянный» находится под моим началом?
– Я предполагал это, но не знал, сэр.
– Адмиралтейское письмо на этот счет вы найдете у себя на судне.
– Да, сэр.
– Готов ли «Отчаянный» к отплытию?
– Нет, сэр.
Только правда и никаких оправданий.
– Как долго?
– Два дня, сэр. Больше, если будет задержка с боеприпасами.
Корнваллис пристально смотрел на Хорнблауэра, но тот твердо выдержал этот взгляд. Ему не в чем себя винить – еще девять дней назад «Отчаянный» стоял на приколе.
– Подводная часть обожжена и почищена?
– Да, сэр.
– Команда укомплектована?
– Да, сэр. Хорошая команда – сливки вербовки.
– Судно оттакелажено?
– Да, сэр.
– Реи подняты?
– Да, сэр.
– Офицеры назначены?
– Да, сэр. Лейтенант и четыре штурманских помощника.
– Вам понадобится вода и провизия на три месяца.
– Я могу загрузить воды и провианта на сто одиннадцать дней на полном рационе, сэр. Бондарня пришлет бочки в полдень. Я загружу все до заката, сэр.
– Вы отверповались?
– Да, сэр. Сейчас корабль на якоре в Спитхеде.
