так далеко от места, где сейчас покачивалась на якоре «Атропа». Подобно тому как Мидас сделался несчастным именно тогда, когда все почитали его счастливейшим из смертных, Хорнблауэр, добившись своего, потерял душевный покой. Как только монеты сгрузили в кладовую, он начал тревожиться об их сохранности. Его матросы изобретательны и упорны. Многие в прошлом были преступниками, иных набрали на флот прямиком из Ньюгейтской тюрьмы. Матросы крадут ром всеми мыслимыми и немыслимыми способами, но человек, укравший спиртное, рано или поздно себя выдаст. Иное дело деньги, серебряные монеты. От возможных воров их отделяет лишь тонкая переборка. Пришлось, как и на «Стремительном», обшивать палубы и переборки досками. Припасы в трюме переставили так, чтоб с наружной стороны стояли самые большие бочки с солониной, которые нельзя сдвинуть без помощи талей. И все равно Хорнблауэр не спал ночей. Сперва он придумывал, как можно проникнуть в кладовую, потом – как этого не допустить. Беспокойство росло по мере того, как увеличивалась груда мешков с серебром. В тот великий день, когда ныряльщики Маккулума добрались до золота, оно выросло стократ.
Маккулум действительно знал свое дело. Однажды он сообщил Хорнблауэру, что найден один из сундуков с золотом. На следующее утро Хорнблауэр наблюдал, как от «Атропы» отошли тендер и барказ с продольными брусьями на корме. На брусьях были укреплены блоки и тали, в шлюпках лежали мили троса, свернутые в бухты, доски, бадьи, все, до чего могла дойти человеческая изобретательность. В подзорную трубу Хорнблауэр видел, как шлюпки сошлись над остовом, как раз за разом уходили под воду ныряльщики, как в воду опустили идущие от талей лини с грузами. Несколько раз матросы начинали тянуть тали и несколько раз останавливались, ждали, пока кто-нибудь из ныряльщиков спустится вниз – видимо, распутать лини. Потом стали тянуть уже без задержек. Они тянули и тянули, сматывая в бухты трос, пока что-то не появилось над водой. До корабля донеслись радостные возгласы.
Что-то большое поставили на корму барказа – Хорнблауэр видел, как корма просела, а нос поднялся. Он уже подсчитал, что кубический фут золота весит полтонны. А золото сейчас в цене – за унцию дают пять и больше бумажных гиней. В этом сундуке – поистине баснословная сумма. Хорнблауэр смотрел на сундук. Тот лежал на дне идущего к судну барказа, странный, наполовину скрытый водорослями предмет.
– Видимо, он окован лучшей суссекской сталью, – говорил Хорнблауэру Маккулум, пока Джонс руководил погрузкой сундука на корабль. – Обычная сталь проржавела и рассыпалась бы год назад, а эта местами еще цела. На древесине наросли водоросли больше ярда длинной – моим ребятам пришлось их обрезать, прежде чем привязывать тали.
– Помалу! Помалу! – кричал Джонс.
– Стой тянуть на ноке рея! – закричал боцман. – Теперь пошли сей-тали!
Сундук закачался над палубой.
– Помалу! Трави, нок рея! Помалу! Трави, сей-тали! Помалу!
Сундук опустился на палубу; из него еще сочилась вода. Золота, спрятанного в сундуке, хватило бы, чтоб построить, вооружить и экипировать всю «Атропу», наполнить ее трюмы годовым запасом провианта, выдать команде жалованье за месяц вперед, и еще осталась бы приличная сумма.
– Ну ладно, это первый, – сказал Маккулум. – Я чувствую, с двумя другими будет посложнее. Мне еще ни разу не приходилось делать такую простую работу, как с этим. Нам повезло. Вы при вашей неопытности и вообразить не можете, как нам повезло.
Но Хорнблауэр знал, как ему повезло. Повезло, что Маккулум выжил после ранения. Повезло, что цейлонцы выдержали путешествие из Индии вокруг Африки и дальше в Малую Азию. Повезло – неимоверно повезло – что турки позволили ему провести подъемные работы в заливе, так ни о чем и не догадавшись. Сознание своей неимоверной удачливости отчасти уравновешивало тревогу о сокровищах в нижней кладовой. Он самый удачливый человек на земле, но в этом есть и его заслуга – притом немалая. Он очень умно поступил с модиром. Как ловко он принял взятку, чтоб остаться в заливе, притворившись будто не хочет делать именно того, к чему на самом деле всей душой стремился. Коллингвуд, без сомнения, будет доволен. Хорнблауэр поднял серебро; он поднял уже треть золота. Одобрение начальства ему обеспечено, даже если Маккулум и не сможет поднять остальное золото.
XVII
Прекрасно утро в Средиземном море. Приятно подняться на палубу на заре; ночной ветер обычно стихает, вода в заливе становится ровной, стеклянной, и в ней отражается синеющее небо. Солнце поднимается над горами. В воздухе чувствуется бодрящая прохлада – не такая, чтоб надо было надевать бушлат, но все же после нее особенно приятно тепло встающего солнца. Прогуливаясь по палубе и продумывая на досуге планы на сегодняшний день, Хорнблауэр впитывал свежесть и красоту. В уголке его сознания теплилась мысль – она придавала прогулке особую прелесть – мысль, что спустившись в каюту, он позавтракает кофе и яичницей. Красота пейзажа, пробуждающийся аппетит и перспектива вскорости его удовлетворить – Хорнблауэр ощущал себя счастливым человеком.
Впрочем сегодня он был счастлив менее обычного – вместо того, чтоб бродить в одиночестве, приходилось выслушивать Маккулума.
– Мы попробуем еще раз, – говорил тот. – Я опять пошлю ребят вниз и послушаю, что они скажут. Но боюсь, пока сундук для нас недоступен. Я заподозрил это уже вчера.
Два дня назад подняли второй сундук, но лишь после того, как взорвали еще часть остова.
– Нелегко заставить их лезть вглубь корабля.
– Естественно, – согласился Хорнблауэр. Невыразимо страшно, из последних сил сдерживая дыхание, ползти меж перепутанных обломков, в тусклом полумраке, на глубине, под давлением стофутовой толщи воды.
– От пролома, образованного взрывом, палуба идет вниз, – сказал Маккулум. – Полагаю, во время последнего взрыва сундук мог скатиться. В таком случае, сейчас он под самым остовом.
– И что вы предполагаете делать?
– Я думаю, тут работы недели на две. Штук пять зарядов – с быстрыми запалами, разумеется – и я разнесу остов на куски. Но должен официально вас уведомить, что и тогда результат может быть неудовлетворительный.
– Вы хотите сказать, что и тогда можете не найти золота?
– Могу не найти.
Две трети золота и почти все серебро уже лежат в нижней кладовой «Атропы». Тоже неплохой результат, но, как всякий неплохой результат – далеко не идеальный.
– Я уверен, вы сделаете все, что будет в ваших силах, мистер Маккулум.
Уже задул утренний бриз. Первый слабый порыв развернул «Атропу», доселе недвижно стоящую на воде, и теперь она мягко покачивалась. Ветер продувал палубу, и Хорнблауэр чувствовал его дыхание на затылке.
Последние несколько секунд Хорнблауэра что-то беспокоило. Пока он говорил последнюю фразу, он что-то неосознанно заметил – так краем глаза видишь иногда мошку. Он посмотрел на поросшие елями склоны полуострова Ада, на прямоугольные очертания форта. Недавно столь прекрасное утро, казалось, стало серым и пасмурным; довольство сменилось столь же сильным отчаянием.
– Дайте мне подзорную трубу! – крикнул Хорнблауэр вахтенному штурманскому помощнику.
Собственно, подзорная труба была уже ни к чему. Мысль дорисовала то, чего не мог различить невооруженный глаз, а прибор лишь окончательно подтвердил догадку. Над фортом развевался флаг – красное турецкое знамя реяло там, где вчера никакого знамени не было. Его не было там с самого прибытия «Атропы» в Мармарисский залив. Означать это могло одно: в форте появился гарнизон. Хорнблауэр жестоко ругал себя. Он дурак, бессмысленный идиот. Он был слеп, он слишком положился на свою хитрость. Теперь, когда он все осознал, мозг его работал с лихорадочной быстротой. Седобородый модир, искренно озабоченный, чтоб «Атропа» осталась в заливе – модир сыграл с Хорнблауэром ту же шутку, что Хорнблауэр намеревался сыграть с ним. Он усыпил его бдительность и получил время на то, чтоб стянуть обратно войска, пока Хорнблауэр думал, что это он получил время на проведение подъемных работ. С горьким презрением к себе Хорнблауэр осознал, что за каждым их шагом внимательно следили с берега. Даже у турок есть подзорные трубы. Они все-все видели. Они поняли, что сокровища подняты со дна, и теперь они охраняют все входы и выходы из залива.
Отсюда с кормы Хорнблауэр не видел остров Пэседж – его загораживал мыс Ред Клиф. Ничего не говоря изумленному штурманскому помощнику, Хорнблауэр бросился к фок-мачте и полез на ванты. Он взбирался
