— Татьяна Сергеевна, я обещал Кате сегодня сводить ее в кино, на 'Первоклассницу'. Не составите ли нам компанию?
Уж если врать, так спросил бы ее сначала. А он сразу: 'Я обещал Кате'. А Татьяна Сергеевна, конечно, удивляется:
— Так мы же всем классом смотрели эту картину. Катя, разве тебя в тот день не было?
— Не было, — говорит Катя. Соврала. А что было делать?
— Это, говорят, отличная картина. Может быть, вы посмотрите с нами второй раз?
— Может быть, — отвечает Татьяна Сергеевна.
Но Катю мама не пустила, и Леша не очень маму уговаривал. И в общем Катя про все про это забыла. А потом вдруг увидела Татьяну Сергеевну с Лешей в Тимирязевском парке и побежала к ним.
Леша сказал:
— А, Катерина! Рад тебя видеть.
Но сам был не рад. Посмотрел вбок: 'Рад тебя видеть', Так не радуются. Катя очень сильно обиделась, но еще ничего не подумала, как вдруг услышала, что Леша сказан 'Таня'. Не 'Татьяна Сергеевна', а 'Таня'. Это было прямо невозможно: Татьяна Сергеевна — и вдруг 'Таня'! Ката прямо обмерла. А Татьяна Сергеевна ничего — не рассердилась.
На уроках Катя стала смотреть на Татьяну Сергеевну во все глаза. Она хотела понять — как можно назвать учительницу 'Таня'. А потом она с Татьяной Сергеевной поссорилась. Вот как это было. В Катином классе есть парта лентяев. Она стоит в углу. Если кто разговаривает или смеется, Татьяна Сергеевна говорит:
— Поди-ка, дружок, на парту лентяев, посиди там, подумай.
И вот один раз Катина соседка, девочка Валя, стала ужасно озорничать на уроке: толкнула Катю, ущипнула ее и пролила ей на тетрадь чернила. Тогда Татьяна Сергеевна сказала:
— Валя Стрелкова, поди сядь на парту лентяев! Валя, потеряв всякую веселость, в слезах пошла к злосчастной парте. А Катя засмеялась и сказала:
— Так тебе и надо!
— Валя, — сказала Татьяна Сергеевна, — вернись на свое место, а Катя Поливанова пойдет и посидит за партой лентяев.
Катя в школе крепилась, но по дороге домой разливалась в три ручья. Катя плакала и говорила:
— Я думала, Татьяна Сергеевна добрая, а она вот какая,
И тогда Женя сказал:
— Она и есть добрая. Она хотела тебя научить, чтобы ты не была злорадная.
— Я думала, она меня любит, а она…
— Если бы она тебя не любила, — говорит Аня, — она б на тебя наплевала. А она хочет, чтоб ты человеком была. Она тебя любит, поэтому и наказала, ясно?
Но самое ужасное было вечером, когда пришел Леша. Он выслушал Катю и сказал:
— Так тебе и надо.
Катя хотела снова заплакать, но не заплакала. Она читала в одной книжке, что надо развивать волю. И когда утром ей не хочется вставать, она вспоминает, что надо развивать волю, и раз-два — быстро встает. Тут ей захотелось заплакать, но она не заплакала и сказала:
— А я все знаю про тебя и Татьяну Сергеевну. Леша шлепнул ее по губам. Она повторила:
— А я все знаю.
И тогда он сказал очень печально:
— Было б что знать.
И ей стало его ужасно жалко. Она его сразу простила, когда он так сказал. Но ведь не может быть, чтоб Татьяна Сергеевна не полюбила Лешу? И Катя решила не сердиться на нее и вести себя в школе очень хорошо, чтоб ничего Леше не напортить. Тем более что Татьяна Сергеевна сказала Леше:
— Давайте возьмем Катю и поедем в воскресенье в Загорск.
И вот они взяли ее с собой. Леша, не дожидаясь Катиных просьб, сразу все покупает — мороженое, ландыши, апельсины, воздушные шары, все, что попадается на глаза. Это очень хорошо, когда не надо ни о чем просить.
Одно было плохо: они почти не разговаривали с Катей, они говорили между собой о каких-то взрослых вещах.
— Конечно, — говорит Леша, — если закрыть глаза — покойнее. Но я хочу жить с открытыми глазами.
Катя закрывает глаза и тотчас спотыкается. Ничего не покойнее. И вот Катя идет с открытыми глазами, ест мороженое и думает про свое. Она думает о многом сразу. Вчера Антонина Алексеевна рассказывала, как Семен Осипович когда-то очень давно объяснялся ей в любви. Он еще тогда не был слепой и видел, какая Антонина Алексеевна красивая. Он ей вот как сказал: 'Позвольте мне надеяться'. Ох как хорошо. 'Позвольте мне надеяться'… Как в книге… 'Позвольте мне надеяться'. Вот и Леша когда-нибудь скажет Татьяне Сергеевне: 'Позвольте мне надеяться'… А она что ответит?
Татьяна Сергеевна очень хорошо и интересно рассказывает. Недавно она в классе рассказывала им про коммунизм. Она сказала, что коммунизм будет только тогда, когда все люди станут очень хорошие, смелые и правдивые. А денег не будет. 'В первый день коммунизма, наверно, будет большая толкучка в магазинах', — думает Катя.
Сегодня Аня сказала маме, что она читает книгу 'Давид Копперфильд'.
— И как? — спрашивает мама.
— Плакать хочется.
А плакать, оказывается, Ане хочется потому, что у этого Давида умерла мама, а отчим у него злой. Катя не будет читать книгу, от которой хочется плакать. Зачем? Она когда подходит к печальному месту, то пропускает его. А еще Татьяна Сергеевна читала им всем 'Два капитана', и Женя с Аней и Мустафа ненавидят Ромашку. Правда, Ромашка очень плохой. Но Кате его жалко. Женя орет:
Он же подлец, отъявленный подлец!
Но ведь это из-за любви. Катя уже знает, люди много чего плохого делают из-за любви. Вот и Вяземский в 'Князе Серебряном' — он грабил, кровь пил, как воду. И все это он делал, чтобы заглушить любовь.
И вдруг Катя слышит, как Татьяна Сергеевна говорит:
— Посмотри, Катя, какие веселые купола у этой церкви голубые, в звездочках.
Катя задирает голову, смотрит на купола. Правда, веселые. Купола-то на колокольне веселые, а лицо у Леши печальное. Эх, прослушала Катя, о чем они говорили. Катя
Будет очень, очень хорошо вести себя в школе, чтобы ничего Леше не напортить. Тем более что скоро лето и учебный год вот-вот кончится.
— Леша, знаешь, кто у нас будет вести тактику?
— Нет. А кто?
— Зимарев.
— Какой Зимарев?
— Ну, высокий такой. Говорят, толковый.
Да, это был тот самый Зимарев. Он приходил, занимал свое место на кафедре и объяснял слушателям про боевой порядок истребителей, про тактику одиночного боя. Объяснял умно, толково, и Леша слушал. И даже кое-что записывал. В знакомые не лез. Ну, правда, не ему же делать первый шаг, если он, Леша, всего-навсего слушатель, а Зимарев — преподаватель.
И вот однажды после лекции к нему подошел Зимарев и сказал:
— Нам нужно поговорить.
— Слушаю.
— Так не здесь же мы будем разговаривать! Давай пройдемся. Ну, хоть в Тимирязевку.
И они пошли переулками, обходя заборы, низкие домишки, хлюпая сапогами по раскисшим дорожкам. Они молча пересекли железную дорогу. 'Мое дело маленькое, — думал Леша, — не я затеял эту прогулку'. Он ждал спокойно и даже без особого любопытства.
— Ты не догадываешься, о чем я хочу с тобой говорить? — спросил Зимарев.
