продолжал терпеть страдания от моих рук. Правое яичко я так же отправила на его старое место и держала там до тех пор, пока Расти не стало тошнить. Я дала яичку возможность упасть и убрала руку.
Расти глубоко вздохнул:
– Надеюсь, это все.
– Думаю, что так, – я сделала вид, что изучаю карту.
Вдохнув еще раз, он сел в кресло напротив и неловко стал надевать носок; тонкая ткань рвалась, через дырки виднелись пальцы.
Я наблюдала за ним.
– Ты очень неуклюжий.
– Да, мэм, – согласился он, быстро натягивая другой носок. Он старался не противоречить, настолько сильно он хотел поскорее исчезнуть.
– О, один вопрос мы забыли, – я просто излучала заботливость. – Тебе делали обрезание?
Ботинок выпал из его рук. Он быстро сдвинул бедра и подтянул трусы.
– С какой стати? Нет, конечно.
– Я слышала, некоторые поляки делают, – я сделала отметку в карте. – Верхняя плоть свободно открывается?
– Ну, конечно! – он покраснел как рак. – У меня все в порядке. Правда. Мэри-Энн ждет.
– Не так быстро, – холодно сказала я. – Я не давала тебе разрешения одеваться.
– Но я думал, мы закончили… – голос его звучал жалобно.
– Я тоже. Но то, что ты вскочил как ошпаренный, вызывает у меня сильные подозрения.
– Подозрения?
– Да. Сначала ты упросил меня не проводить осмотр на предмет венерических заболеваний, а сейчас вдруг заторопился одеваться, как только вопрос снова коснулся твоего пениса. Расти, это очень, очень подозрительно.
Когда до него дошло, к чему клонится дело, его голубые глаза наполнились слезами.
– Ради бога, мисс Майра. Поверьте, я абсолютно здоров.
– Нам придется побеседовать об этом с Мэри-Энн. Видишь ли, ты можешь очень сильно подвести ее из- за своей неосторожности.
– Клянусь богом, я здоров. Мне даже делали реакцию Вассермана в тюрьме… – нервно залепетал он.
– Не сомневаюсь. И каков же результат?
– Спросите у мистера Мартинсона, у меня полный порядок, на все сто.
– Мистера Мартинсона здесь нет, так что, честно говоря, я не вижу, как мне закончить осмотр без этого. Пожалуйста, встань прямо и опусти трусы.
– Пожалуйста, прошу вас, не надо… – его голос снова сорвался.
– Делай, как тебе говорят.
Ледяные нотки в моем голосе подействовали, и он медленно, как человек, отправляющийся на казнь, или как школяр, которому грозили розги, поднялся, слегка приспустил трусы и молча замер передо мной.
– Подойди сюда.
Он остановился на расстоянии нескольких дюймов от того места, где я сидела; он был так близко, что мои колени чувствовали тепло его ног.
– Что ж, посмотрим, какой ты жеребец на самом деле.
– Пожалуйста… – прошептал он. – Я не хочу. Это нехорошо.
Я демонстративно взялась за эластичный пояс трусов и стала медленно-медленно опускать их все ниже, наслаждаясь каждой стадией пожиравшего его стыда. Первый взгляд был обнадеживающим. В основании пенис выступал из пучка бронзовой растительности под углом почти сорок пять градусов – залог жизненной силы. Толщиной он был больше дюйма, а это всегда хорошо, кроме того, посередине отчетливо была видна большая голубая вена – тоже многообещающий знак. Дальнейшее продвижение открывало картину мужских достоинств Расти. Я опустила его трусы до пола.
Я посмотрела ему в лицо. Глаза были закрыты, губы дрожали.
Затем я осторожно осмотрела объект моей долгой и трудной охоты, завершившейся наконец пленением зверя. Вспомнилась фраза Майрона: «Одна картошка без мяса». Яйца у Расти были необыкновенно большими и внушительными, одно поменьше другого; они по-бычьи свободно свисали в мошонке. Это было то, что надо. Что касается пениса, то нельзя сказать, чтобы тут меня ждала удача – он был коротким, и стало вполне понятно, почему Расти так не хотел, чтобы я его видела. С другой стороны, и головка, и основание были необыкновенно толстыми, а, как говорил Майрон, по толщине, а не по длине вы можете оценить размер, который будет при полной эрекции. Сквозь мертвенно-белую кожу просвечивали несколько не очень отчетливых вен; верхняя плоть закрывала головку полностью, собираясь спереди в розовый бутон, такой же, как у сфинктера, обследованного мною недавно.
– Боюсь, Расти, ты не лучший экземпляр в конюшне. Бедная Мэри-Энн. Это инструмент юноши, а не мужчины.
Это замечание, как и следовало ожидать, сильно уязвило его.
