переименованный в Дом Биафры, и полковник Оджукву огласил Декларацию Независимости.
Вот ее текст.
«Соотечественники и соотечественницы, вы, люди Восточной Нигерии,
сознавая высшую власть Господа Всемогущего и ваш долг перед собой и потомством;
сознавая, что наши жизни и наша собственность более не могут быть хранимы каким-либо правительством, находящимся за пределами Восточной Нигерии;
веря в то, что вы родились свободными и имеете ряд неотъемлемых прав, которые никто не может охранить лучше вас самих;
не желая быть несвободными партнерами любого объединения — политического или экономического;
отвергая власть любого человека или группы людей, иных чем Военное правительство Восточной Нигерии, налагать на вас обязательства какого бы то ни было рода;
исполнившись решимости разорвать все политические или иные узы между нами и бывшей Федеральной Республикой Нигерией;
в готовности к союзу, договору или ассоциации с любым государством в составе бывшей Федеральной Республики Нигерии, и в других местах, на тех условиях, которые в наибольшей мере способствовали бы вашему общему благу;
вы подтвердили вашу веру и доверие ко мне, дав мне мандат на провозглашение от вашего имени и для вашего блага того, что Восточная Нигерия является Суверенной Независимой Республикой,
поэтому я, полковник Чуквуэмека Одумегву Оджукву, Военный губернатор Восточной Нигерии, властью, данной мне, и следуя принципам, провозглашенным выше, настоящим торжественно провозглашаю, что территории и регион, известный и называемый Восточная Нигерия, вместе с его континентальным шельфом и территориальными водами, отныне является Независимым Суверенным государством, называемым Республика Биафра».
С этими словами Восточная Область Нигерии вступила в самопровозглашенную независимость, а название «Биафра» вошло в современный политический словарь, хотя, по мнению большинства тогдашних политических обозревателей, только временно.
Три чувства определяли тогда мировоззрение народа Биафры. Во-первых, глубокое осознание того, что происходит не бунт, а отторжение, и это чувство не утихло и доныне. Потому что биафрцы считают, что они не вышли из Нигерии, а были изгнаны из нее. Они твердо верят, что подтолкнула их к разрыву нигерийская сторона. Для большинства из них это было полным крушением всех жизненных иллюзий: главные действующие лица и идеологи Единой Нигерии, именно они и стали ей не нужны.
Последующая попытка Нигерии загнать их обратно в состав страны — среди всего прочего казалась лишенной всякой логики. Биафрцы были убеждены, что для них нет места внутри Нигерии в качестве равноправных с нигерийцами граждан, что эти нигерийцы желают иметь рядом не их, как народ, а только лишь их землю из-за нефти, которая в ней есть, и богатств, которые она может производить. Они убеждены в том, что именно нигерийцы, а не они, разорвали обязательства, которые связывали договорное общество, в котором граждане обязаны быть лояльными по отношению к государству, а государство, в свою очередь, обязано гарантировать охрану их жизни, свободы и собственности. Они пребывают в убеждении, что единственная роль, которая с этих пор уготована для них в Нигерии, это роль жертвы, а потом — и навсегда — роль рабов. По иронии судьбы, несмотря на заверения генерала Говона (он тем временем произвел себя в генерал-майоры), поведение Нигерийской армии, многочисленные заявления высокопоставленных официальных лиц в Лагосе и пропагандистские передачи из Кадуны, вместо того, чтобы рассеять эти страхи, только усугубляют их.
Во-вторых, биафрцы питали, и до сих пор питают, крайнее недоверие ко всему, что может сказать или пообещать сделать Лагосское правительство. И снова разные прецеденты только углубляют их уверенность в своей правоте, поскольку за прошедшие 18 месяцев генерал Говон многократно демонстрировал, что не может заставить повиноваться офицеров армии и ВВС, которым в свою очередь не подчиняются их солдаты. Неоднократные заверения Говона в том, что солдаты будут вести себя достойно, что авиация воздержится от бомбежек гражданских центров, обернулись пустой болтовней. И в результате все мирные предложения, основанные на альтернативе, предложенной Федеральной стороной: «Отдайте нам винтовки, и мы будем относиться к вам хорошо» — были встречены с глубочайшим недоверием. Что касается будущих конституционных гарантий безопасности в Нигерии, которые недавно были предложены Говоном и получили мощную поддержку британской стороны, то биафрцы ответили, что у них уже были раньше такие гарантии в Конституции Нигерии, но в 1966 году они ничего не изменили. Это недоверие делает маловероятным, чтобы какая-либо формула мирного урегулирования, предложенная нынешним нигерийским режимом, сможет быть успешной.
В-третьих, биафрцы были абсолютно убеждены в том, что приход нигерийской армии на их землю будет еще одним погромом такого масштаба, что это будет уже геноцидом; что в планах северных правителей (иными словами правительства Лагоса) биафрцы рано или поздно обречены на вымирание — раз и навсегда, и что Север, алчущий прибылей от нефтяных залежей побережья, продолжит обещанный еще Балевой, «прерванный поход к морю». За пределами Биафры, особенно в британских правительственных кругах, этот страх презрительно объясняли «пропагандой Оджукву». Однако события прошедших месяцев не только не опровергли эти страхи, но еще больше утвердили биафрцев в их мнении, так что не понадобилось и никаких убеждений со стороны полковника Оджукву.
Лагосом, Лондоном и корреспондентами тех изданий, которые можно назвать «прессой истеблишмента», был немедленно сформулирован и представлен миру целый ряд объяснений причин раскола Биафры и Нигерии. В одном из таких объяснений говорилось, что Биафра явилась «бунтом Оджукву», попыткой одного человека, за спиной которого стояла маленькая группка армейских офицеров и чиновников, руководствуясь личными амбициями и алчностью, создать бунтовщическое государство. Факты вскоре полностью опровергли эти утверждения, хотя кое-где его еще и повторяют.
Прежде всего руководители Биафры, в отличие от народа, понимали огромность начатого дела и степень его риска. Большинство из них оставило важные посты, чтобы вернуться домой и жить в более стесненных обстоятельствах, служа Биафре. Всем им было ясно, что путь к роскоши и довольству, власти и престижу ведет через сотрудничество с существующей властью, т. е. с Лагосом. Полковник Оджукву, если бы он выбрал сотрудничество с Говоном, пойдя против чаяний народа Востока, мог бы сохранить свое состояние, занимал бы высокое положение в Нигерии и, вполне вероятно, до сих пор оставался бы Губернатором Восточной Области, но не народным лидером, а ненавистным квислингом, окруженным солдатами Федеральной армии. С другой стороны, если бы мотивацией его поступков была жажда власти, то он мог бы выждать подходящий момент, сговориться с другими руководителями Юга, среди которых у него был большой авторитет, создать новую южную армию и осуществить свой собственный переворот.
С его сообразительностью, он, вероятно, стал бы гораздо более удачливым руководителем переворота, чем те, кто возглавлял два предыдущих.
Кроме того, единодушная поддержка дела Биафры со стороны всех выдающихся людей восточного происхождения, очень быстро показала, что они верят в справедливость этого дела. Сотни выходцев с Востока, достигших вершин в своих профессиях — дома и заграницей — предложили свои услуги, чего они никогда бы не сделали для амбициозного полковника, готового обездолить свой народ ради собственного продвижения. В дальнейшем, когда Говон искал губернаторов для тех трех штатов, которые он создал вместо бывшей Восточной Области, он не смог найти ни единого человека с именем, который взялся бы за это дело. Для Центрального штата Ибо ему пришлось выбрать неизвестного преподавателя общественных наук из университета Ибадана, господина Укпаби Азика, от которого отреклась вся его семья (крайняя степень позора в Африке). Для штата Риверс Говону пришлось поспешно присвоить звание капитан- лейтенанта 25-летнему младшему морскому офицеру Альфреду Спиффа, от которого также отреклись все Спиффы Порт Харкорта. Для Юговосточного штата Говон выбрал некоего Эссуене, совершенно никому не известного младшего офицера из Лагоса, который в течение долгих лет не бывал в родных местах.
И наконец, подвиги народа Биафры при защите своей родной земли, которые, как вынуждены были признать даже их злейшие враги, были замечательны, служат верным признаком того, что они верили в то, что делали. Один офицер или группа офицеров, силой вовлекшие упирающийся народ в мятеж, никогда не
