Лэ, или малое завещание

XXXIII

Но зря задерживаюсь я
На рассуждениях пустых.
Я не законник, не судья,
И мне ль считать грехи других,
Когда я сам грешнее их?
О Господи, не ставь, прошу,
В вину мне праздность слов моих:
Как выйдет, так я и пишу.

XXXIV

Попам оставим сей предмет -
Есть в жизни вещи поважнее,
Хоть в них приятного и нет:
Ведь речь веду о нищете я.
Она всех прочих бед страшнее -
В нас ею гнев такой вливаем,
Что, выход дать ему не смея,
Мы ввек его не избываем.

XXXV

Я, как отец и дед покойный,
Ораса получивший имя,
Так и не смог зажить пристойно.
Людьми мы были небольшими,
И над могилами простыми
Моих родных, забытых ныне, -
Да смилуется Бог над ними! -
Гербов дворянских нет в помине.

XXXVI

На нищету пеняю я,
А сердце шепчет мне в укор:
«Глупец, о чем печаль твоя?
Что ты считаешь за позор?
Да, ты беднее чем Жак Кёр,
Но лучше уж в рядне ходить,
Чем знать, что, хоть ты и синьор,
Тебе, как всем, по смерти гнить».

XXXVII

Синьор?.. И что теперь с того,
Коль он от всех навек сокрыт?
Прошел, и больше нет его,
Как песнопевец рек Давид.
Но грешник, что во мне сидит,
О том не вправе рассуждать.
Лишь богословам надлежит
В дела подобные вникать.

XXXVIII

Рожден я не от серафима
В венце из звезд, слепящем взоры.