упоминании о погибшем муже…
— Как теперь буду без Игоря — не ведаю, — говорила Ольга осевшим от сдерживаемых рыданий голосом. — Ты-то со Свенельдом сошлась…
— А ты? — все же осмелилась спросить Малфутка.
Ольга как будто удивилась, глянула на боярыню, потом пожала плечами.
— А, Свенельд… Люди разное о нас с ним болтают, ну да люди глупы. Для меня же не было никого важнее и милее мужа моего Игоря, и за него готова я мстить люто.
В ее голосе зазвучал металл, глаза вмиг высохли, стали ледяными. И вдруг схватилась за горло, зажмурилась, зашаталась, словно держала на плечах ношу непомерную. И опять к Малфутке:
— Помоги! Земля у меня из-под ног уходит, сама Русь шатается, а без твоей помощи я не обойдусь. Не одолею древлян, если не поможешь. Понимаю, что твое они племя, да только Свенельд рассказывал, что не сладко тебе с ними пришлось, что чуть не сгубили тебя.
И опять Малфутка ничего не понимала. Но отчего-то было ощущение, что не лжет Ольга. Помнила еще: когда уезжала со Свенельдом в Киев, соплеменники глядели на нее со злобой и отвращением, за обереги хватались, плевали ей вослед. Она тогда вся в радости обретенной любви была, ни на что внимания не обращала, списывая ненависть древлян на простую зависть, что полюбил ее сам посадник из Киева, что с врагом племени она сошлась. А ведь похоже, расспросить лучше бы следовало. Того же Свенельда расспросить. Она и пыталась, но он все отшучивался, принимался целовать ее, и она враз все забывала, растворяясь в жажде его любви. Даже поверила, что полюбит ее Свенельд сильнее своей почитаемой княгини. Но все одно ревновала тайком. А Ольге, похоже, до Свенельда и дела нет, вон все об Игоре толкует да чего-то требует от Малфутки.
— Ради всего, что Игорь для тебя сделал, заклинаю: помоги! Люди говорят, что ведьмы и любить по-настоящему не могут, но если хоть что-то ты чувствовала к мужу моему, прошу — поддержи своими чарами, не оставь, позволь расплатиться за гибель его лютую!..
Вот так, то плакала и просила, то вдруг, видя недоумение Малфутки, злиться начинала, почти угрожать. И вдруг заговорила об ином, о делах государственных, стала рассказывать древлянке-боярыне то, о чем только на Думе боярской говорят. Сказала, что древляне хитро и коварно поступили, погубив Игоря именно сейчас. Некогда собранные князем ратники по домам своим разбрелись, люди устали от похода на Византию, их непросто будет принудить вновь облачаться в брони да идти в поход. Наследник же Игоря, Святослав княжич, еще мал, четырех лет он всего от роду. И при таком князе-мальце она, баба- правительница. Пока Игорь был и силе, с властью Ольги все считались, ибо за мужем была, его воинская мощь ее охраняла. А теперь, когда не стало мужа-защитника, кто под рукой женщины оказаться захочет? Тот же воевода Свенельд рати имеет немалые, богат да прославлен. Захоти он — и вече его на княжество выкрикнет. Ибо древлян сейчас надо опасаться, как никогда ранее, могучи они ныне, как никогда ранее не бывали.
Малфутка была испугана ее речами горячечными. Хотела было спросить, чем же сейчас древляне так опасны, но Ольга говорила не переставая. Была как в забытьи и просто обрушила на Малфутку целый перечень имен незнакомых ей людей, какие теперь, когда не стало сильного князя, могут выйти из повиновения единой Руси, могут и себя на великорусский престол выставить. Какой-то богатый Гиля Смоленский или Тудор Черниговский, у которого воевода Претич хоть и молод, но уже не менее прославлен, чем сам Свенельд. Назвала и рвущегося к власти мужа сестры Игоря Предславы, Володислава Псковского, который перво-наперво захочет отделить от Руси северные земли, недаром выманил у Ольги обитавших заложниками в Вышгороде своих детей. Да еще найдутся и такие, кто Глеба Новгородского, старшего сына Ольги и Игоря, захотят на княжение кликнуть. Но Глеб — он христианин, к тому же хил здоровьем и покорен всякому, вот при нем-то боярская вольница и растащит Русь, какую Олег с Игорем так кропотливо и жестоко собирали в единую силу.
— Но пока-то Русь сильна, — не выдержав, перебила ее Малфутка. — Разве ты не сможешь собрать войска со всех подвластных Киеву земель ради такого великого дела, как кровная месть? Кто из них смеет тебе ответить отказом, когда в том их честь? И все зависит от того, как за дело примешься. Тебя ведь все разумницей великой кличут, отчего же не повернешь все так, чтобы за гибель князя вышли ратью великой? А там… Можешь и руку свою обещать победителю, а можешь и просто время тянуть да стравливать их между собой, пока вновь в силу не войдешь.
Ольга смотрела на древлянку-боярыню, широко открыв глаза.
— А ведь ты, видят боги, не глупа. Недаром же муж мой во всем тебя слушался. Да и не зря ты сумела удержать подле себя такого непростого сокола, как Свенельд Древлянский.
Свенельд Древлянский… Посадник, который хорошо знал дикие земли ее племени.
— Вот пусть Свенельд и поведет рать на древлян, его это дело, — спокойно произнесла Малфутка, сама дивясь тому, как легко отправляет любимого мужа в поход. А что ей еще остается? Не будет делами занят Свенельд, с ней захочет разобраться. Ему-то вряд ли любо, чтобы она оставалась его супругой… беременная невесть от кого, принесшая в его род приблудное чужое дитя. Поход же его от этих соображений отвлечет.
Ольга какое-то время молчала. К ней на колени неожиданно забрался Морок, и княгиня машинально стала гладить его по черной пушистой шерстке. Малфутке это понравилось. И вообще странно, но она сейчас жалела эту женщину… соперницу свою.
— Гонец передал, что древляне послов ко мне высылают, сватать за своего князя Мала.
Вот это новость! Малфутка так опешила, что и слова не могла вымолвить в первый миг. Неужто Мал Древлянский совсем сдурел, раз рассчитывает высватать жену убитого им князя? Но, с другой стороны, у славян имелся обычай, согласно которому победитель брал к себе жену поверженного врага, да со всем ее добром. А приданое Ольги — Полянская земля. Если не вся Русь. Однако обычай этот столь древний, что только у смердов да в диких селениях еще и выполняется. Никак не в градах на Руси.
Подумав немного, Малфутка молвила:
— Я знаю Мала Древлянского. Он древнего хорошего рода, в нем кровь прежних наших князей. И все же скажу: не чета он тебе.
Ольга скривила в горькой усмешке яркие губы.
— Но сам Мал так не считает. Его слово такое: пойду за него — быть миру в наших землях, да и древляне в Руси останутся. Это разумно. А неразумно иное: никто из удельных князей главенство древлянина не потерпит, ибо не древляне Русь во единую силу собрали.
Казалось, что заботы о Руси ей были важнее всего. Одно слово — княгиня. Отчего же тогда так испугана, отчего прибежала к ней, к жене своего воеводы, и помощи у нее просит? Чтоб та на Свенельда повлияла? Ну да ведь власти у Ольги над ним куда более. Сама то знает, поди. Или… опять про чародейство заговорит, будь оно неладно. Ибо эти речи только дивили Малфутку.
Но Ольга заговорила о том, что скоро прибудут гонцы от Мала и ей предстоит ответ перед ними держать.
— И что ответишь им?
— Не знаю, — вздохнула Ольга. — Воевод своих к ним выставлю, пусть решают.
— Да на палю их, послов этих!.. На колья острые посадить вели!
Ольга молчала какое-то время, только рука ее все так же продолжала ласкать свернувшегося на ее коленях Морока.
— Ты что же думаешь, мне такое приказать не хочется? Да я бы… Огнем и мечом прошлась бы по непокорному племени древлян… если бы могла. Однако… — она вздохнула горько и глубоко: — Весть дурную я получила, боярыня. Ужасную весть. Оставленный в живых дружинник Игоря передал мне еще кое-что от них. Ведь не просто так они осмелились князя киевского казнить. Силу они за собой чуют. И войска собрать сумели, Свенельд тот же проморгал, и с соседними племенами волынян да уличей сговорились объединиться. Но хуже всего то, что древляне светлых богов отринули. Отказались от подателей света и урожая, а стали почитать смерть — Морену и Чернобога жестокого. И заручились их помощью, для чего отдали им в жертву дружину да и самого мужа моего… А такая жертва, как правитель целого края, силу немалую божествам придает. С такой силой они не то что людей погубят, они и против светлых небожителей восстать смогут. Поэтому у древлян сейчас такая дерзость. Все темное и нелюдское будет им подчиняться, любая нежить за них встанет. Леса древлянские и так всяким колдовством полнятся, сама то,
