— Ты снова схватишься за нож?
Он отвел взгляд.
— Не этого я ожидал от нашей встречи. Теплилась у меня надежда, что в память всего доброго, что некогда было меж нами, мы простим друг друга и не станем воскрешать старую вражду.
— Осталось только уронить слезу умиления, — съязвил я.
Но Гуго остался серьезен.
— Я должен просить у тебя прощения, сэр Ральф де Брийар. Я глубоко раскаялся в содеянном. И я вполне заслужил то бесчестье, которое обрушилось на меня. Ты с лихвой отплатил мне, Но главное — ты остался жив, и я хочу снова называть тебя другом.
Он протянул мне руку — но я медлил.
Слишком хорошо я знал Гуго, его коварство и умение во всем найти выгоду. Но какая ему выгода от того, расположен или нерасположен я к нему? К тому же Гуго Бигод — враг Эдгара Армстронга. А враги графа Норфолкского — мои друзья.
И я пожал протянутую руку.
— Аминь.
Гуго с улыбкой снова обнял меня.
Мы осушили кружки, и он принялся рассказывать, в какие передряги угодили наши приятели после того, как были объявлены вне закона за разжигание смуты. Кое кому из них не повезло, их бросили в застенок, где они находятся и по сей день. Есть и такие, кто сумел избежать неприятностей. Он сам, к примеру, или Геривей Бритто. Этот хитрый бретонец сумел втереться в доверие к самому Стефану Блуа, и племянник короля не только замолвил за него словечко венценосному дядюшке, но даже взял его в свою свиту.
— Да и ты не прозябаешь, сэр Гуго, — заметил я. — Я слышал, что ты обосновался в Саффолке, строишь замок и по-прежнему позволяешь себе поразвлечься.
Я снова намекал на разбой, но теперь Гуго не стал ершиться. Склонившись вплотную ко мне, он прошептал:
— А ты, трубадур, что об этом думаешь? Предпочитаешь бренчать на лютне для своей леди или не прочь вспомнить, как горячит кровь веселый ночной набег?
И я ответил:
— Не прочь. Но если охотиться, то на крупного зверя. Например, такого, как граф Норфолк.
Гуго захохотал.
— О, еще бы! Прекрасные глаза саксонки стоят того, чтобы отделаться от ее совратителя. Что ж, выпьем и за это.
Похоже он также знал, что связь Гиты и Эдгара возобновилась. И зря я обольщался, считая, что моей леди удается сохранять в тайне свое новое падение.
Мы сдвинули кружки с приятелями Гуго. Их было семеро, и все они оказались веселыми малыми. Посыпались шутки, рекой полился эль, и я словно вернулся в свою бесшабашную юность, где не было боли, тоски и безответной любви.
Однако и среди общего веселья Гуго не прекращал время от времени поглядывать на дверь харчевни.
— Ты кого-то ждешь?
— Скоро узнаешь. А пока… Эй, друзья, клянусь шпорами Святого Георгия, этот парень поет не хуже трубадуров из Аквитании. Пусть кто-нибудь принесет лютню, и увидите, что он посрамит любого из этих южан.
Бог весть откуда появился инструмент. Почему бы мне и не спеть? Не возвращаться же к Утрэду и его унылой родне…
Когда опустела очередная кружка, я ударил по струнам:
Мои слушатели, ухмыляясь, придвинулись поближе. Лихой напев раззадорил их, да и меня заодно.
Вокруг нашего столика стали собираться завсегдатаи харчевни. Кое-кто приплясывал. Приятели Гуго пытались подпевать, а один из них, уловив ритм, ловко отбивал такт, постукивая кружкой о кружку.
Внезапно я почувствовал, как на мое плечо легла рука Гуго.
— Довольно, Ральф. Ты славно нас потешил, но пока хватит.
Я поднял на него недоумевающий взгляд, а слушатели недовольно загалдели. Кто-то крикнул, что выставит нам бочонок лучшего вина, какое найдется у хозяина, если я потешу их новой песней, но рука Гуго по-прежнему сжимала мое плечо, а его взгляд был суров.
— Достаточно, трубадур.
Я отложил лютню, дивясь, как быстро опять попал под влияние Гуго. Но ни обиды, ни настороженности не было — только любопытство.
А через миг, когда недовольные слушатели разбрелись, приятели Гуго потеснились, давая место за столом еще одному гостю. Вернее — гостье. Потому что когда она приподняла капюшон, скрывавший ее лицо, я узнал графиню Бэртраду Норфолкскую.
Я опешил. Сиятельная графиня, поздним вечером в захудалом кабака, причем в мужской одежде — грубых штанах, куртке из буйволовой кожи в плаще с капюшоном мужского покроя!
— Рада удостовериться, что так пленявшее меня некогда искусство все еще не угасло, мой Ральф.
Она улыбнулась, не размыкая губ, отчего улыбка показалась мне напряженной. Так оно и было — леди Бэртрада не ожидала увидеть меня в обществе своих людей. А то, что все они были ее людьми, я понял уже по тому, как они держались с ней.
— Как ты объяснишь это, Гуго? Разумеется, я неописуемо рада встрече с Ральфом де Брийаром, и уж тем более не в свите леди Гиты Вейк. Но ведь ты из ее людей, Ральф?
Гуго дружески обнял меня за плечи.
— Отныне он наш, миледи. Этот парень давно уже понял, что его саксонская красавица достанется ему не ранее второго пришествия. Во всяком случае, пока жив Эдгар, — добавил он, понизив голос.
Я вздрогнул.
Так вот зачем собрались эти люди! И графиня с ними. Неужели она так люто ненавидит супруга, что готова пойти не убийство? Но ведь и я желаю его гибели — а значит я с ними.
Странное дело — я встретил Гуго сразу же после того, как обратился с мольбой к святому Эдмунду. Это верно, как и то, что я жив, а значит в этой встрече — рука провидения.
Кажется, Бэртрада понимала, что творится у меня в душе. Склонившись через стол, она мягко положила руку на мои сцепленные в замок, побелевшие от напряжения пальцы.
— Мы с тобой оказались в равном положении — я, супруга графа, и ты — человек, которого в Норфолке уже привыкли считать женихом Гиты Вейк. Не вернись Эдгар так скоро с Востока, я бы не удивилась, если бы еще до Рождества леди из фэнленда сменила имя на де Брийар.
— Но ведь она никогда не была у вас в чести, миледи, — сухо молвил я.
Бэртрада какое-то время молча наблюдала, как оседает пена в кружке с элем.
— А с какой стати мне было осыпать ее милостями? Разве я не испытывала боль, узнав, что Гита Вейк спала с Эдгаром Армстронгом уже после того, как состоялась наша с ним помолвка? Но куда горше сознавать, что она по-прежнему отнимает его у меня. Я ведь не глупа, и все вижу.
Ее голос дрогнул.
— Его постоянные отлучки по ночам, его счастливый вид, болтовня челяди…. А главное — унизительная жалость в глазах тех, кто знает меня и сочувствует моему положению. Ничего худшего не придумать!..
