дверях домика, когда мы еще подплывали к острову, но вряд ли он успел рассказать многое. Старина Ральф, хоть и не блистал умом, но должен был сообразить, что болтать не в его интересах. Он ведь сам увяз в этом деле по уши. И к тому же все еще рассчитывал заполучить свою саксонскую девку. Зачем ему чернить себя в ее глазах?..
Он опять охнул и поморщился. А мне пришло в голову, что Гуго Бигод — парень не промах. Когда человек в таком состоянии способен трезво рассуждать — на него можно положиться
— А чуть позже, — продолжал Гуго, — когда Ральф уже увозил в челноке Милдрэд…
— Дочь Гиты Вейк также была там?!
Он словно не услышал моего вопроса.
— …Когда уже они плыли в челноке, то лучшей мишени было не найти. А я лучник не из последних. Клянусь бородой Христовой, я собственными глазами видел, как светлое оперение моей стрелы торчало из- под лопатки Ральфа де Брийара. Он не упал, но плоскодонка пошла зигзагами, и вряд ли Ральф сумел после этого сделать больше двух-трех гребков, а сейчас наверняка уже отчитывается перед святым Петром за свои прегрешения. Для пущей верности следовало бы его добить, но тут эта белобрысая саксонка, точно фурия, вылетела с мечом из кустов. Бедняге Освульфу, что стоял подле меня, досталось так, что он только захрипел, но меч застрял в кости, и она не сумела его сразу освободить. Пришлось угомонить ее кулаком в висок… И с какой это стати она осталась на острове, а не удрала с Ральфом? Вот уж чисто саксонское тупоумие!
Только что Гуго упомянул некое саксонское имя — Освульф. Значит, в свой отряд он набрал самых различных людей. Я спросил, не сумеют ли впоследствии по телам убитых в стычке определить, что это люди из окружения Гуго Бигода, но этот парень предусмотрел буквально все. Он ответил, что встречался со своими наемниками тайно, а поскольку вокруг него всегда вертелось множество, не имеет значения, даже если их видели вместе.
Лекарь наконец закончил свою возню и удалился. Я ходил от стены к стене, перебирая четки, чтобы сосредоточиться.
— Значит, ты говоришь, что тебя и леди Бэртраду не преследовали?
— Верно, преподобный отец.
Гуго поднялся со скамьи, застегивая пряжку ремня. Сейчас он выглядел почти спокойным, только пальцы рук слегка подрагивали.
— И лиц наших также никто не видел. Если бы не одно… Этот крестоносец — дьявол его раздери! — очень заинтересовался леди Бэртрадой. Когда мы уже отчалили, он все еще стоял на берегу, глядя нам вслед. И пусть бы глазел сколько угодно, но у леди как раз в этот момент из-под капюшона упали косы.
Мы оба одновременно взглянули на графиню.
Она уже угомонилась, и только вздрагивала, давясь судорожными рыданиями. У леди Бэртрады были приметные косы — длинные, темные, с редким красноватым отливом, длиною едва ли не до колен. Но еще когда мы продумывали план убийства графа Норфолкского, было решено объявить, что миледи больна и не покидает покоев. Монахи в обители и по сей день возносят молитвы за выздоровление знатной благодетельницы аббатства. Не составит труда доказать, что графиня ни на час не отлучалась из моей резиденции.
Я повернулся к Гуго.
— Когда вы возвращались сюда, не мог ли кто-либо обратить на вас внимание?
Гуго боком опустился на скамью. При свете висящей на крюке лампы стало видно, насколько он утомлен. Однако когда он заговорил, в его голосе чувствовалась сила.
— Святой отец, мне не впервой возвращаться с ночной вылазки. Уж будьте покойны, я знал, как проехать, чтобы избежать дорожных разъездов и застав. Да и время ночное… А мчались мы так, что лошадь графини пала неподалеку от Бэри-Сэнт-Эдмундс. Мой каурый оказался покрепче — он-то и доставил нас обоих к воротам резиденции. Последние две мили мы ехали тихо, как обычные запоздалые путники — мне едва удалось убедить графиню, чтобы она не пыталась на всем скаку влететь в аббатство.
Счастье для леди Бэртрады, что рядом с ней в такую минуту оказался Гуго Бигод. Долгое время я считал этого человека злым гением графини. Не настраивай он постоянно графиню против мужа, она, возможно, и наладила бы отношения с Эдгаром. Ведь с какой стороны ни посмотри, этот сакс показал себя весьма терпеливым и покладистым супругом. Но что сделано — то сделано. И сегодня Гуго спас ей жизнь.
Гуго вновь обратился ко мне:
— Святой отец, все, что от вас требуется — это помочь мне добраться до ближайшего порта и переправиться в Нормандию. Дело в том, что еще пару недель назад я получил послание от отца. Старик совсем плох и призывает меня ко двору, дабы я оказывал ему помощь и находился подле короля. Если мне удастся уехать немедленно, не составит труда кого угодно убедить, что я давно пребываю в Нормандии.
В такой просьбе не было ничего чрезмерного — я и сам был заинтересован в его исчезновении. Однако леди Бэртрада считала иначе. И хотя до сих пор она казалась безучастной, но тут бросилась к Гуго и буквально повисла на нем с криком, что он покидает и предает ее в ту минуту, когда только он способен защитить ее от гнева супруга.
— Умолкни, Бэрт! — Гуго едва не оттолкнул ее. — Или мне напомнить, как ты пыталась бросить меня, раненого, в пути? Если бы мне не удалось внушить, чем обернется это для вашей светлости…
Что-то произошло между этими двумя в дороге, коль даже Гуго забыл об обычной учтивости. Но мне удалось восстановить равновесие, напомнив, что леди Бэртрада — как-никак дочь короля. Гуго тут же сам приблизился к леди Бэртраде и даже попытался взять ее за руку.
— Пойми, Бэрт, радость моя, для всех нас будет лучше, если мы сейчас расстанемся. Граф ничего не заподозрит, а о вас позаботится наш славный Ансельм. Мне же придется смазать салом пятки, дабы высокородную леди не поставили в вину кое-какие ночные проделки в фэнах.
Не прошло и часа, как Гуго отбыл, а леди Бэртраду пришлось напоить успокаивающим отваром и уложить в постель.
Теперь пришла пора заняться заметанием следов и сделать все возможное, чтобы ни у кого не явилась шальная мысль, что я могу быть каким-то образом связан с событиями сегодняшней ночи. Что греха таить — именно я предложил избавиться от Эдгара Армстронга, а леди Бэртрада, озлобленная пренебрежением супруга, с легкостью проглотила эту наживку. Ее ненависть к мужу взросла на почве любви — как духовник графини я это прекрасно понимал. Поэтому мне не составило труда довести ее неприязнь к мужу до такого накала, что она сама предложила использовать в этом деле Гуго и его подручных.
В тот день я созвал самых доверенных людей, дав им два наказа: во-первых, отправиться в Саухемский монастырь и наистрожайше приказать тамошнему настоятелю ни при каких обстоятельствах не упоминать о том, что в его обители некоторое время пребывала графиня Норфолкская в обществе вооруженных людей. Во-вторых, я велел доставить павшую лошадь графини в мои конюшни и пустить слух, что рыжая Молния погибла от скоротечной болезни.
Что касается самой миледи, то она проспала до темноты. С ней постоянно находились нянька Маго и две преданные фрейлины, дочери мелкопоместных рыцарей, для которых служба у графини была единственной возможностью избежать участи старых дев. Эти дурнушки готовы были костьми лечь за свою госпожу, и только пытка могла вынудить всех троих сознаться, что миледи покидала резиденцию. Но до этого, надо надеяться, дело не дойдет.
Вечером того же полного тревог дня Маго разыскала меня с сообщением, что миледи пришла в себя. При этом старая нянька сокрушенно заметила, что «ее деточка» совсем расхворалась. Страшное напряжение и ночь, проведенная на холодных болотах, не прошли для леди Бэртрады бесследно: ее бил озноб, голос почти исчез, а тонко вырезанные ноздри изящного нормандского носа обметала краснота.
— Ваше преподобие, — она протянула мне слабую влажную руку, — вы посылали в Гронвуд? Каковы вести?
— Дитя мое, в данной ситуации верна поговорка: qui nimis propere, minus prospеre — кто действует слишком поспешно, действует неудачно. И нам вовсе не следует объявлять во всеуслышание, что мы знаем о событиях этой ночи.
Леди Бэртрада вздохнула.
— Отче, помните ли, как вы читали мне отрывок из Ветхого Завета о том, как жители города Гивы изнасиловали наложницу левита? Та женщина, не выдержав издевательств, умерла. Может ли статься так,
