Она действительно стала быстро поправляться. Они много времени проводили друг с другом и с сыном. Гийом был великолепным, здоровым ребенком, таким, каким должен быть сын у них с Эммой. И его забавная серьезная рожица, редкие улыбки и милое лепетание восполняли потерю второго ребенка. Они оба верили, что у них еще будут дети, говорили об этом и почти не ссорились, пока Франкон не вбил Эмме в голову эту нелепую идею о поездке в Эвре.
Ролло тяжело вздохнул, откинул руки за голову. Пусть его рыженькая Птичка дуется сколько угодно, он не позволит ей покинуть Руан. И дело не в его неприязни к христианам с их засохшими мощами. Просто сейчас не то время, чтобы его супруга и сын разъезжали по стране.
Конечно, Нормандия прекрасно охраняется, кругом стоят его посты с десятками вооруженных, хорошо обученных воинов, немало и укрепленных фортов, где всегда можно укрыться. Но его люди из Франкии постоянно сообщали, что там что-то происходит, какие-то тайные встречи правителей, на удивление похожие на союз, какие-то передвижения войск, что проходили мимо городов, но потом словно бы растворялись в воздухе.
Все это не нравилось Ролло, разумом он понимал, что это похоже на вполне объяснимую подготовку к обороне, но какое-то внутреннее чутье, чутье дикаря и варвара, предупреждало его об опасности. Нет, не время сейчас отпускать от себя жену и ребенка – он не хочет чувствовать себя уязвимым. Он не сомневался, что в Руане полно шпионов, доносящих франкам о каждом его шаге. Вражеские лазутчики не преминут послать известие, что жена конунга покинула укрепленный Руан.
Конечно, если Эмма выедет с достаточной охраной, вряд ли кто-то решится напасть, но если нападение случится, ему придется начать военные действия раньше намеченного срока, а подобное в его планы не входило. Во-первых, как хороший правитель, он должен закончить сев, дабы зимой Нормандии не грозил голод, во-вторых, необходимо дождаться подмоги своих соотечественников, каких он пригласил из Англии, а в-третьих, его волновали известия с юга, из Аквитании, где разразилась страшная эпидемия оспы, могущая помешать викингам Гароны присоединиться к его походу. Да, нужно было выждать более благоприятного момента. А пока… Пока Ролло все силы отдавал подготовке к войне.
Едва взошло солнце, он покинул еще сонную Эмму. Куда сильнее, чем ее причуды, его занимали планы осадных башен, таранов, камнеметательных машин. У него был неплохой мастер-инженер из мусульман, с которым он проводил большую часть своего времени, а Эмма… Ролло уже привык, что в их отношениях не может быть мира и покоя, и эта ссора со временем сойдет на нет, как и все остальные.
Однако вышло наоборот, и напряжение меж нормандскими супругами достигло апогея, когда в Руан прибыл Бьерн Серебряный Плащ. Ролло и Эмма встречали его на пристани, и когда скальд в своей блестящей серебряной накидке легко перепрыгнул с драккара на бревенчатый настил пирса, Эмма с радостным смехом кинулась к нему навстречу.
У Ролло просто челюсть отвисла, когда он увидел, каким пылким поцелуем обменялись его побратим и жена. Но ему пришлось сдержаться, хотя он и слышал, как за спиной Гаук из Гурне заметил Лодину, что ни одна из степенных скандинавских жен не осмелилась бы вести себя столь откровенно, как эта франкская женщина.
Эмма уже возвращалась к Ролло в обнимку с Бьерном.
– О, Ролло, ты только погляди, как он хорош! – смеялась она. – Настоящий властитель сечи, бурю копий зовущий, не так ли? – добавила на норвежском.
Это рассмешило и Ролло, и Бьерна. Иносказание скальдов в устах христианки выглядело забавным. К тому же Ролло доверял своему побратиму, а в глазах Эммы светилась такая ребяческая радость, что он заставил себя смягчиться. Обнял Бьерна, пока объятие не перешло в борьбу и они стали пытаться повалить друг друга под дружный хохот викингов.
Эмма еле разняла их. Потом ей пришлось ждать, пока Серебряный Плащ приветствовал соратников Ролло – с одними он просто обменивался речами, других радостно заключал в объятия. Но стоило ему лишь на миг остаться одному, как Эмма тут же принялась его расспрашивать: как поживает его маленькая жена Ингрид, построил ли свою стену Ботто, справилась о здоровье Беры, о маленьком Рольве, Лив. Она так долго не имела вестей от них, а, главное, ей хотелось узнать, как прошли роды у Ингрид и кого она принесла своему мужу-скальду.
Бьерн смеялся.
– У меня отличный мальчишка Ингольф. Но франки зовут его на свой лад – Инго. Вылитый дед Ботто, такой же круглолицый, беловолосый и толстый. Отправляясь в Руан, я его и Ингрид отправил к деду с бабкой в Байе, ибо на границе с Бретонью слишком неспокойно. У меня был горячий год, и бретоны поклялись отомстить мне за походы на них. Но они слишком слабы, поэтому я, наплевав на их угрозы, решил поискать воинской славы с Ролло во Франкии.
Он тут же стал сообщать Ролло, что привез с собой викингов из Котантена и отряд из Байе, и все они страстно желают добиться славы и золота под предводительством непобедимого Ролло. Ролло видел их, спускающихся по сходням на пристань. Они сразу отличались от его норманнов как плохим знанием местных наречий, так и внешним видом. Обычаи франков мало повлияли на них, и они, как и у себя на родине, носили штаны из овчины, многие были полураздеты, их шлемы украшали оленьи и турьи рога, некоторые были просто в шкурах, с накинутой на головы пастью рыси или головой кабана с клыками, но оружие у них было превосходное – знаменитой нормандской стали мечи, секиры – любимое оружие северян, рогатины с длинными узкими остриями, утыканные шипами булавы, дротики, копья.
Ролло с удовольствием разглядывал их оружие, обменивался приветствиями. Но вдруг замер. По сходням одного из драккаров осторожно сходила женщина в темном покрывале монахини.
– Клянусь священными родами… Это еще что такое?
Эмма тоже во все глаза уставилась на сошедшую, а через миг изумленно всплеснула руками.
– О, святые угодники! Да это же Лив!
Бьерн смеялся.
– Решили устроить тебе сюрприз, рыжая. Никак в Байе вы были подружками с дочерью Ботто Белого.
Лив двигалась медленно, женственно покачивая бедрами. На ней было черное одеяние монахини строгого покроя, но на Лив оно смотрелось как-то иначе, не аскетично: стянутое шелковой косицей в талии, оно словно бы подчеркивало волнующие линии ее тела. А ее знаменитая улыбка, чувственная и манящая, в синих глазах – целое море обещания.
Эмма была поражена.
– К чему эти шутки с переодеванием?
– Да она и в самом деле монахиня, – засмеялся, притягивая Лив за плечи, Бьерн. – Но такая монахиня, что мои люди забывали грести, когда она прохаживалась меж румбами.
Эмма могла это понять. В Лив с ее вызывающей красотой, безвольным лицом и томным взором было нечто настолько откровенно плотское… Эмме совсем не понравилось, с какой улыбкой окидывал взглядом с головы до ног дочь Ботто ее муж Ролло. Но с самой Лив старалась держаться приветливо, хотя и намекнула, что если та решила стать одной из невест Христовых, то она не позволит ей распутничать под своим кровом.
Лив, конечно же, согласилась, хотя по тому, как призывно она поглядела на принесшего поклажу сильного раба, можно было предположить, сколь твердо она будет придерживаться данного слова. А пока она беспечно оглядывала отведенный ей покой, восхищалась стеклянными шариками в переплете окна, мягкостью перины, тут же попросила у Эммы померить ее жемчужную диадему.
– Кажется, тебе это ни к чему. Ты ведь теперь монахиня.
Но Лив лишь пожала плечами.
– Я сделала это назло отцу. Представляешь, Птичка, он задумал выдать меня за ярла из Котантена, а тот стар, вонюч, да еще и поднял на меня руку, хоть мы еще и не были женаты. А когда я пожаловалась отцу, он лишь сказал, что мне и нужен такой супруг, чтобы мог меня удержать. Что мне еще оставалось, как не стать одной из послушниц в обители святого Лупа и принять обет безбрачия?!
Теперь ты можешь звать меня сестрой Констанцией. Правда, красивое имя? Констанция. Куда лучше, чем Лив. Ну а мои родители пришли в страшный гнев, когда я стала монашкой. Дома мне просто житья не стало, а в монастыре было так уныло, что я постаралась как можно скорее перебраться в Бьернбе, где хозяйкой была моя сестра. Но Ингрид стала после замужества просто невыносима, и когда Бьерн сообщил,
